Мобильная версия
Готовое, сформировавшееся человеческое общество всегда существовало как общество того или иного определенного типа. Первой формой его бытия было общество, обычно именуемое в нашей науке первобытнообщинным. На самой ранней стадии своего развития первобытное общество было коммунистическим или коммуналистическим.
Первобытный коммунизм.
Таким образом, концепция первобытного коммунизма есть гипотеза, которая может подтвердиться, а может быть и опровергнута. У всех народов, находившихся на самых ранних ступенях развития, добытая пища всегда в конечном счете распределялась между членами общины совершенно независимо от того, участвовали они в ее добывании или не участвовали. И распределялась она между членами общины в общем и целом в соответствии с их потребностями, то есть по потребностям. Это распределение происходило в трех основных формах. Каждый член общины брал из добытого определенную долю. Это - разбор. Добычу делили между членами общины. Это – раздел дележ. Члены общины делились добытым друг с другом. Это – дача при дележе. Вся добытая пища поступала в разбор или дележ внутри общины. Это свидетельствует о том, что вся пища независимо от того, кем она была добыта, была собственностью общины, общей собственностью.
Собственность на продукт, как известно, проявляется в распоряжении и пользовании им. Ячейки собственности, распоряжения и пользования могут совпадать, но могут и не совпадать. В последнем случае имеет место расщепление собственности. В случае разбора пища, находящаяся в собственности и распоряжении общины, поступает в пользование, а тем самым в потребление отдельных ее членов. При более поздней форме - дележе (в обоих его видах) пища, оставаясь собственностью общины поступает в распоряжение отдельных ее членов. Пищу, полученную в распоряжение, можно не только потребить. Ею можно поделиться с другими членами коллектива. Ее можно подарить члену другой общины.
Существуют два первичных способа перехода пищи в распоряжение человека. Один из них - разделодележ. Пища, поступившая в распоряжение общины в целом, в результате разделодележа поступает в распоряжение отдельных ее членов. Другой способ можно было бы назвать трудодележем. Человек сразу же становится распорядителем пиши, которую добыл.
Были общества, в которых разделодележ отсутствовал. В них вся пища первоначально поступала в распоряжение людей, которые ее добыли. В результате некоторые из исследователей, имевших дело с такими обществами, нередко приходили к выводу, что в них вся пища была индивидуальной или даже частной собственностью.
Так, например, И. Шапера, характеризуя общественные отношения у бушменов, подчеркивал, что «пища, животная и растительная, и вода являются частной собственностью и принадлежат человеку, который добыл их». Казалось бы, точка зрения исследователя ясна: ни о каком коммунизме у бушменов говорить не приходится. Но буквально тут же И. Шапера добавляет, что «от каждого, кто имеет пищу, однако ожидают, что он даст ее тому, кто ее не имеет». «В результате, - пишет он,- практически вся добытая пища поровну распределяется по всему лагерю». Окончательный вывод И. Шаперы заключается в том, что, хотя экономическая жизнь группы бушменов реально основывается на понятии частной собственности, практически она «приближается к разновидности коммунизма».
То же самое, почти слово в слово пишет А.Р. Рэдклифф-Браун в своей монографии о туземцах Андаманских островов. Он тоже начинает с решительного утверждения, что «вся пища есть частная собственность и принадлежит мужчине или женщине, которые добыли ее». Однако он тут же добавляет, что «от каждого, кто имеет пищу, ожидают, что он даст тому, у кого ее нет» и «результатом этого обычая является то, что практически вся добываемая пища поровну распределяется по лагерю». И основной вывод полностью совпадает с тем, к которому пришел И. Шапера. Хотя экономическая жизнь локальной группы андаманцев основывается на понятии частной собственности, в действительности же она «приближается к разновидности коммунизма».
То же противоречие пронизывает работы Р.Б. Ли о бушменах. «Пища, - утверждает автор, - есть собственность мужчины или женщины, которые добыли ее, однако, - тут же добавляет он, - почему-то каждый член лагеря участвует в вечерней трапезе даже в дни, когда только некоторые из его членов участвовали в добывании пищи». И Ли рисует в работе детальную картину распределения всего добытого членами группы внутри лагеря, в результате которого каждый получает «справедливую долю».
Общий вывод, к которому он приходит, заключается в том, что общество бушменов есть коммунистическое, в котором действует принцип: от каждого по способностям, каждому по потребностям.
В одной из последних своих работ Ли без всяких оговорок отстаивает взгляд на первобытное общество как на первобытно-коммунистическое или коммуналистическое.
Из описанного выше противоречия есть только один выход. Нужно признать, что пища, добытая теми или иными людьми, находилась не в их собственности, а только в их распоряжении.
Подлинным же ее собственником была община. Общественная собственность на пищу проявлялась в обязанности лиц, в распоряжении которых она находилась, делиться ею с другими членами коллектива. Значительно более наглядно принадлежность пищи коллективу, а не отдельным лицам, выступала в обществах, где существовал разделодележ. Ведь последний предполагал, что пища первоначально поступала не только в собственность, но и в распоряжение общины.
Исходя из факта существования разделодележа и дачедележа, многие исследователи прямо пришли к выводу, что в изучаемых ими доклассовых обществах пища или, по крайней мере, охотничья и рыболовная добыча, была общей собственностью.
Объекты, которыми делятся, всегда являются общей собственностью тех лиц, которые ими друг с другом делятся. Это верно по отношению не только к пище, но и к любым другим предметам. О вещах, которые находятся в общем распоряжении и пользовании членов общины, никто не спорит. Они без обиняков признаются общей собственностью. Спор возникает лишь тогда, когда речь заходит о вещах, находящихся в индивидуальном распоряжении и пользовании. Именно они рассматриваются многими исследователями как находящиеся в индивидуальной или даже частной собственности. Однако эти же самые исследователи рисуют картину постоянного перехода данных вещей из рук в руки. Члены общины были обязаны делиться друг с другом не только пищей, но и вещами. Отсюда следует, что не только пища, но и вещи были общественной собственностью.
И этот факт был достаточно адекватно осознан рядом исследователей. «Внутри рода, - писал Дж. Тэплин об австралийцах, - нет личной собственности - все орудия, оружие и т.д. принадлежат всем членам рода коллективно; каждый рассматривает их как собственность его рода... Если у него есть какое-либо оружие, или сеть, или лодка, которые в известном смысле являются его собственными, он знает, что его собственность на эти предметы подчинена верховным правам его рода».
Весь материал о народах, находящихся на ранних ступенях развития, свидетельствует о существовании у них коммунистических (коммуналистических) отношений. Поэтому очень важно ознакомиться с доводами противников концепции первобытного коммунизма.
На что они ссылаются, какие факты приводят?
Один довод уже был рассмотрен: коммунизм предполагает отсутствие индивидуальной собственности, а таковая существует даже у бушменов и андаманцев, не говоря уже о более развитых народах. Как уже было показано выше, и у бушменов, и у андаманцев существовали не индивидуальная собственность, а индивидуальное распоряжение объектами, находящимися в общинной собственности.
Своеобразную эволюцию претерпели взгляды на первобытную экономику у Б. Малиновского. В монографии «Семья у австралийских аборигенов» (1913 г.) Малиновский безусловно признавал существование у них коммунизма, хотя и подчеркивал, что распространяется он лишь на пищу, точнее даже, только на охотничью добычу». В более поздней работе «Аргонавты Западного Тихого Океана» (1922 г.) исследователь характеризует концепцию «первобытного коммунизма дикарей» как явно ошибочную, как недоразумение. В этой книге в отличие от первой он исходит из данных об экономике меланезийцев о-вов Тробриан. И в отношении тробрианцев он был совершенно прав: никакого коммунизма у них не существовало. Но это ни в малейшей степени не опровергает концепции первобытного коммунизма.
В развитии общества, которое принято называть первобытным, примитивным, догосударственным и тому подобному, можно выделить стадию собственно первобытного общества и стадию перехода от собственно первобытного общества к классовому, которую можно было бы назвать стадией предклассового общества. В свою очередь в эволюции собственно первобытного общества можно выделить два этапа: фазу ранней первобытной общины (раннего-первобытного общества) и фазу поздней первобытной общины (позднего-первобытного общества).
Первобытный коммунизм был характерен только для первой из этих фаз. Ранняя первобытная община была коммуной. На этой стадии все средства производства и предметы потребления были собственностью общины, что, начиная с определенного времени сочеталось с тем обстоятельством, что многие из них находились в распоряжении отдельных индивидов. Все продукты труда распределялись между членами общины в соответствии с их потребностями.
Переход к фазе поздней первобытной общины был ознаменован появлением, наряду с распределением по потребностям, распределения по труду, а также индивидуальной собственности и определенного имущественного неравенства. Однако на этой стадии сохранялся равный доступ всех членов общины к средствам производства.
Стадия пред классовые общества характеризуется началом формирования частной собственности и основанных на ней различных видов эксплуатации человека человеком. Тробрианское общество, детально изученное Б. Малиновским, как раз относилось к пред классовые стадии.
Раздел и дележ, дача и дележ, а иногда разбор продолжали существовать и в фазе позднего первобытного общества и даже на стадии пред классовые общества. На этом основании некоторые исследователи говорили о существовании первобытного коммунизма в отдельных поздних первобытных и даже пред классовыми обществами. Возражая им, другие ученые приводили данные, свидетельствующие о наличии в этих обществах подлинной индивидуальной или даже частной собственности и тому подобное. Они считали, что тем самым опровергают концепцию первобытного коммунизма. Так, например, поступал Р. Лоуи в своем «Примитивном обществе».
У него мы обнаруживаем и еще один подход к проблеме первобытного коммунизма. Он создал для себя представление о том, каким должен быть этот коммунизм. В частности, коммунизм, по его убеждению, должен исключать какие бы то ни было личные права на вещи, какие бы то ни было личные мотивы деятельности. Сопоставляя реальные общества с созданным им идеалом, Лоуи отказывает им в праве именоваться коммунистическими на том основании, что они не полностью согласуются с ним.
И все-таки в конце концов он вынужден признать, что по крайней мере общества некоторых «примитивных» народов являются коммунистическими. В частности, это относится к народам Арктики. Он даже говорит об «арктическом коммунизме» и указывает как на одну из его черт на «альтруистический дележ пищевых запасов».
Решительным противником концепции первобытного коммунизма был Г. Кунов. Первобытный коммунизм, в его представлении, это такой строй, при котором «все принадлежит всем», в частности земля является «собственностью всех». Но подобного рода общественные нормы никогда не существовали. Земля на ранних стадиях развития принадлежала «не всем без различия, а определенным маленьким кочующим ордам». И вообще, когда сообщается о совместной собственности, то это всегда собственность не всех, а определенных групп людей.
Положение о том, что земля принадлежала отдельным общинам, в основном верно, хотя существовали и исключения. Но она ни в малейшей степени не опровергает концепции первобытного коммунизма. Коммунизм предполагает не всеобщую собственность, а общественную собственность, собственность общества. Первобытная община была обществом. Поэтому общинная собственность была собственностью общества.
Это настолько очевидно, что в дальнейшем изложении Г. Кунов снимает свое возражение. Он выдвигает уже иное понимание первобытного коммунизма: все члены общины сообща владеют всеми имеющимися налицо предметами, - и пытается доказать, что у австралийцев, например, ничего такого не было. Земля, конечно, принадлежала общине в целом, но все, что добывает индивид собственными усилиями, является его собственностью.
Конечно, Г. Кунов не может обойти тот факт, что члены общины делились своей добычей друг с другом. И вот что он пишет по этому поводу: «Правда, у австралийцев мы находим род потребительского коммунизма. Счастливый охотник должен отдать орде часть своей охотничьей добычи; и в этом случае не все члены орды без различия имеют одинаковое право на мясо и рыбу, только определенный круг родственников. К тому же этот потребительский коммунизм возникает не из так называемого первобытного «духа общественности» или «чувства солидарности» и так далее, вообще не из какого-либо этического принципа, а под давлением нужды: это фактически коммунизм нищеты (Notstands kommunismus), то есть ограниченных возможностей, то что было названо в СССР социализмом.
Все верно: первобытный коммунизм возник вовсе не из этических принципов. Но главное: он возник и существовал. Самая последняя по времени попытка поставить под сомнение концепцию первобытного коммунизма была предпринята Э. Сервисом. Его позиция крайне противоречива. Он безусловно признает, что социальная экономика «примитивных» народов является полной противоположностью капиталистической, в силу чего ее иногда характеризуют как коммунизм или первобытный коммунизм. Как отмечает он, слово «коммунизм» имеет несколько значений, но все они включают идею общественной, коммунальной или государственной собственности, по крайней мере, на важнейшие ресурсы и средства производства.
Бесспорно, что естественные ресурсы, используемые общиной охотников и собирателей, находятся в коллективной или коммунистической собственности. Что же касается вещей, то они - в руках отдельных людей. Поэтому в каком-то смысле можно сказать, что они были в «собственности» (это слово поставлено в кавычки Э. Сервисом) индивидов. Но это обладание вещами носило крайне своеобразный характер. Существовало мощнейшее обязательство делиться всеми вещами и продуктами. В силу его самые различные люди имели право на долю всего того, чем обладал данный индивид. В результате каждый обладатель не имел права распоряжаться вещами по своему усмотрению. Тем более нет смысла говорить о существовании в примитивной общине частной собственности, которая предполагает, что одни люди что-то имеют, а другие - лишены этого.
Но убедительно показав, что в ранней общине охотников и собирателей существовал коммунизм, Э. Сервис открещивается от признания рассматриваемого общества коммунистическим. «Если, - пишет он, - не существует истинной частной собственности в сколько-нибудь пригодном смысле в примитивных обществах, то являются ли они коммунистическими? Если подойти к вопросу поверхностно, то ответ будет утвердительным. Рассмотрение его по существу влечет за собой отрицательный ответ. Если коммунизм означает просто отсутствие частной собственности на природные ресурсы и средства производства, то безусловно общины охотников и собирателей являются коммунистическими. Но это в лучшем случае поверхностное, если не ошибочное заявление. Община охотников и собирателей базируется на родстве: она является фамилистической (familistic). Но разве семьи (фамилии), особенно домашние семьи в любом обществе, включая «капиталистическую Америку» и «коммунистическую Россию», не являются в равной степени коммунистическими? Если мы будем сравнивать сопоставимое, то обнаружим, что примитивная община охотников и собирателей из 30-60 человек несомненно превышает по размерам семью в урбанизированной Америке, но она все же семья и она же все-таки очень небольшое общество, и неудивительно, что ее члены действуют фамилистически, как в экономических, так и других делах».
Далее следует длинная цепь рассуждений, суть которых коротко сводится к следующему. В наше время коммунизм рассматривается как альтернатива капитализму. Говоря и о капитализме, и о коммунизме, имеют в виду большие индустриальные государства. Поэтому собственность принадлежит не кучке родственников, а либо миллионам граждан государства, либо самому государству. Средствами производства, которые находятся в собственности, являются не каменные ножи, а фабрики, рудники и тому подобное. Говоря и о капитализме, и о коммунизме, мы имеем в виду не семьи, а большие сложные государства, базирующиеся не на родственных, а на без личностных связях. И если употреблять слово «коммунизм» в этом смысле, то общину охотников и собирателей нельзя назвать коммунистической. Экономику этой общины лучше всего можно было бы охарактеризовать как фамилистическую. А ни одно современное общество, каким бы коммунистическим оно ни было, не является фамилистическим в целом».
Сервис совершенно прав, когда говорит о качественном отличии первобытных общин от тех современных обществ, которые принято называть коммунистическими. Но это ни в коем случае не ставит под сомнение концепцию первобытного коммунизма - именно первобытного, а не какого-либо иного коммунизма. По существу, Сервис признает эту концепцию, отказываясь лишь от использования слова «коммунизм» в применении к первобытности. Ученый прав, указывая на определенное сходство отношений в первобытной общине и современной семье. И там, и там действует принцип распределения по потребностям. Но коренное различие заключается в том, что первобытная община была обществом, а современная семья является небольшой ячейкой общества, базирующегося на отличных от коммунистических экономических связей.
.
