Повесть временных лет ⇐ Авторские темы

[Gosha]

Нестор - летописец

«Повесть временных лет» – наиболее ранний из дошедших до нас летописных сводов. Относится к началу XII века. Свод этот известен в составе ряда летописных сборников, сохранившихся в списках, из которых лучшими и наиболее старыми являются Лаврентьевский 1377 г. и Ипатьевский 20-х годов ХV. Летопись вобрала в себя в большом количестве материалы сказаний, повестей, легенд, устные поэтические предания о различных исторических лицах и событиях.

Вот повести минувших лет, откуда пошла Русская земля, кто в Киеве стал первым княжить и как возникла Русская земля.

Так начнем повесть сию.

По потопе трое сыновей Ноя разделили землю – Сим, Xaм, Иaфeт. И достался восток Симу: Персия, Бактрия, даже и до Индии в долготу, а в ширину до Ринокорура, то есть от востока и до юга, и Сирия, и Мидия до реки Евфрат, Вавилон, Кордуна, ассирияне, Месопотамия, Аравия Старейшая, Елимаис, Инди, Аравия Сильная, Колия, Коммагена, вся Финикия.

Хаму же достался юг: Египет, Эфиопия, соседящая с Индией, и другая Эфиопия, из которой вытекает река эфиопская Красная, текущая на восток, Фивы, Ливия, соседящая с Киринией, Мармария, Сирты, другая Ливия, Нумидия, Масурия, Мавритания, находящаяся напротив Гадира. B его владениях на востоке находятся также: Киликия, Памфилия, Писидия, Мисия, Ликаония, Фригия, Камалия, Ликия, Кария, Лидия, другая Мисия, Троада, Эолидa, Bифиния, Старая Фpигия и острова нeкии: Сардиния, Крит, Кипр и река Геона, иначе называемая Нил.

Иафету же достались северные страны и западные: Mидия, Албания, Армения Малая и Великая, Kaппaдoкия, Пaфлaгoния, Гaлaтия, Колхида, Босфор, Meoты, Дepeвия, Capмaтия, жители Тавриды, Cкифия, Фракия, Македония, Далматия, Малосия, Фессалия, Локрида, Пеления, которая называется также Пелопоннес, Аркадия, Эпир, Иллирия, славяне, Лихнития, Адриакия, Адриатическое море. Достались и острова: Британия, Сицилия, Эвбея, Родос, Хиос, Лесбос, Китира, Закинф, Кефаллиния, Итака, Керкира, часть Азии, называемая Иония, и река Тигр, текущая между Мидией и Вавилоном; до Понтийского моря на север: Дунай, Днепр, Кавкасинские горы, то есть Венгерские, а оттуда до Днепра, и прочие реки: Десна, Припять, Двина, Волхов, Волга, которая течет на восток в часть Симову. В Иафетовой же части сидят русские, чудь и всякие народы: меря, мурома, весь, мордва, заволочская чудь, пермь, печера, ямь, угра, литва, зимигола, корсь, летгола, ливы. Ляхи же и пруссы, чудь сидят близ моря Варяжского. По этому морю сидят варяги: отсюда к востоку – до пределов Симовых, сидят по тому же морю и к западу – до земли Английской и Волошской. Потомство Иафета также: варяги, шведы, норманны, готы, русь, англы, галичане, волохи, римляне, немцы, корлязи, венецианцы, фряги и прочие, – они примыкают на западе к южным странам и соседят с племенем Хамовым.

[Gosha]

Сим же, Хам и Иафет разделили землю, бросив жребий, и порешили не вступать никому в долю брата, и жили каждый в своей части. И был единый народ. И когда умножились люди на земле, замыслили они создать столп до неба, – было это в дни Нектана и Фалека. И собрались на месте поля Сенаар строить столп до неба и около него город Вавилон; и строили столп тот 40 лет, и не свершили его.
И сошел Господь Бог видеть город и столп, и сказал Господь: «Вот род един и народ един». И смешал Бог народы, и разделил на 70 и 2 народа, и рассеял по всей земле. По смешении же народов Бог ветром великим разрушил столп; и находятся остатки его между Ассирией и Вавилоном, и имеют в высоту и в ширину 5433 локтя, и много лет сохраняются эти остатки.
------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
Характерно для России: Она стремится к объединению, но вот является Еврейский бог и разобщает единый российский народ на языцы.

[Gosha]

По разрушении же столпа и по разделении народов взяли сыновья Сима восточные страны, а сыновья Хама – южные страны, Иафетовы же взяли запад и северные страны. От этих же 70 и 2 язык произошел и народ славянский, от племени Иафета – так называемые норики, которые и есть славяне.

[Gosha]

Спустя много времени сели славяне по Дунаю, где теперь земля Венгерская и Болгарская. От тех славян разошлись славяне по земле и прозвались именами своими от мест, на которых сели. Так одни, придя, сели на реке именем Морава и прозвались морава, а другие назвались чехи. А вот еще те же славяне: белые хорваты, и сербы, и хорутане. Когда волохи напали на славян дунайских, и поселились среди них, и притесняли их, то славяне эти пришли и сели на Висле и прозвались ляхами, а от тех ляхов пошли поляки, другие ляхи – лутичи, иные – мазовшане, иные – поморяне.

[Gosha]

Так же и эти славяне пришли и сели по Днепру и назвались полянами, а другие – древлянами, потому что сели в лесах, а другие сели между Припятью и Двиною и назвались дреговичами, иные сели по Двине и назвались полочанами, по речке, впадающей в Двину, именуемой Полота, от нее и назвались полочане. Те же славяне, которые сели около озера Ильменя, назывались своим именем – славянами, и построили город, и назвали его Новгородом. А другие сели по Десне, и по Сейму, и по Суле, и назвались северянами. И так разошелся славянский народ, а по его имени и грамота назвалась славянской.

[Gosha]

Когда же поляне жили отдельно по горам этим, тут был путь из Варяг в Греки и из Греков по Днепру, а в верховьях Днепра – волок до Ловоти, а по Ловоти можно войти в Ильмень, озеро великое; из этого же озера вытекает Волхов и впадает в озеро великое Нево, и устье того озера впадает в море Варяжское. И по тому морю можно плыть до Рима, а от Рима можно приплыть по тому же морю к Царьграду, а от Царьграда можно приплыть в Понт море, в которое впадает Днепр река. Днепр же вытекает из Оковского леса и течет на юг, а Двина из того же леса течет, и направляется на север, и впадает в море Варяжское. Из того же леса течет Волга на восток и впадает семьюдесятью устьями в море Хвалисское. Поэтому из Руси можно плыть по Волге в Болгары и в Хвалисы, и на восток пройти в удел Сима, а по Двине – в землю варягов, от варягов до Рима, от Рима же и до племени Хамова. А Днепр впадает устьем в Понтийское море; это море слывет Русским, – по берегам его учил, как говорят, святой Андрей, брат Петра.

[Gosha]

Когда Андрей учил в Синопе и прибыл в Корсунь, узнал он, что недалеко от Корсуня устье Днепра, и захотел отправиться в Рим, и проплыл в устье днепровское, и оттуда отправился вверх по Днепру. И случилось так, что он пришел и стал под горами на берегу. И утром встал и сказал бывшим с ним ученикам: «Видите ли горы эти? На этих горах воссияет благодать Божия, будет город великий, и воздвигнет Бог много церквей». И взойдя на горы эти, благословил их, и поставил крест, и помолился Богу, и сошел с горы этой, где впоследствии будет Киев, и пошел вверх по Днепру. И пришел к славянам, где нынче стоит Новгород, и увидел живущих там людей – каков их обычай и как моются и хлещутся, и удивился им. И отправился в страну варягов, и пришел в Рим, и поведал о том, как учил и что видел, и рассказал: «Диво видел я в Славянской земле на пути своем сюда. Видел бани деревянные, и натопят их сильно, и разденутся и будут наги, и обольются квасом кожевенным, и поднимут на себя прутья молодые и бьют себя сами, и до того себя добьют, что едва вылезут, чуть живые, и обольются водою студеною, и только так оживут. И творят это постоянно, никем же не мучимые, но сами себя мучат, и то творят омовенье себе, а не мученье». Те же, слышав об этом, удивлялись; Андрей же, побыв в Риме, пришел в Синоп.

[Gosha]

Поляне же жили в те времена отдельно и управлялись своими родами; ибо и до той братии (о которой речь в дальнейшем) были уже поляне, и жили они все своими родами на своих местах, и каждый управлялся самостоятельно.
И были три брата: один по имени Кий, другой – Щек и третий – Хорив, а сестра их – Лыбедь. Сидел Кий на горе, где ныне подъем Боричев, а Щек сидел на горе, которая ныне зовется Щековица, а Хорив на третьей горе, которая прозвалась по имени его Хоривицей.
И построили город в честь старшего своего брата, и назвали его Киев. Был вокруг города лес и бор велик, и ловили там зверей, а были те мужи мудры и смыслены, и назывались они полянами, от них поляне и доныне в Киеве.

[Gosha]

Некоторые же, не зная, говорят, что Кий был перевозчиком; был-де тогда у Киева перевоз с той стороны Днепра, отчего и говорили: «На перевоз на Киев». Если бы был Кий перевозчиком, то не ходил бы к Царьграду; а этот Кий княжил в роде своем, и когда ходил он к царю, то, говорят, что великих почестей удостоился от царя, к которому он приходил.
Когда же возвращался, пришел он к Дунаю, и облюбовал место, и срубил городок невеликий, и хотел сесть в нем со своим родом, да не дали ему живущие окрест; так и доныне называют придунайские жители городище то – Киевец. Кий же, вернувшись в свой город Киев, тут и умер; и братья его Щек и Хорив и сестра их Лыбедь тут же скончались.

[Gosha]

И после этих братьев стал род их держать княжение у полян, а у древлян было свое княжение, а у дреговичей свое, а у славян в Новгороде свое, а другое на реке Полоте, где полочане. От этих последних произошли кривичи, сидящие в верховьях Волги, и в верховьях Двины, и в верховьях Днепра, их же город – Смоленск; именно там сидят кривичи. От них же происходят и северяне. А на Белоозере сидит весь, а на Ростовском озере меря, а на Клещине озере также меря.
А по реке Оке – там, где она впадает в Волгу, – мурома, говорящая на своем языке, и черемисы, говорящие на своем языке, и мордва, говорящая на своем языке. Вот только кто говорит по-славянски на Руси: поляне, древляне, новгородцы, полочане, дреговичи, северяне, бужане, прозванные так потому, что сидели по Бугу, а затем ставшие называться волынянами. А вот другие народы, дающие дань Руси: чудь, меря, весь, мурома, черемисы, мордва, пермь, печера, ямь, литва, зимигола, корсь, нарова, ливы, – эти говорят на своих языках, они – от колена Иафета и живут в северных странах.

[Gosha]

* * *

Введение

Русские летописи – уникальное явление в мировой культуре. Восемь столетий они являлись идеологическим стержнем, соединяющим прошлое и настоящее, поддерживающим идею единства народа и государственности – от легендарных Кия, Щека, Хорива и полулегендарных Рюрика с братьями до Московского царства XVI–XVII веков. Древо летописания ветвилось по городам и землям, честолюбие и тщеславие отдельных правителей силой врывалось на пергаменные листы, вытесняя суетным и преходящим нечто вечное, ценное для всего народа; летописцы и переписчики на свой вкус переписывали историю, устраняя одни «белые пятна» и создавая новые. Многое существенное выпало в результате тенденциозного редактирования, целые ветви исчезли в результате внешних набегов и завоеваний и внутренних усобиц. Но и ныне мы являемся обладателями огромного богатства, в полной мере далеко не учтенного. Только в московских рукописных хранилищах выявлено более тысячи рукописей, так или иначе связанных с летописной традицией. Представить все это в единой системе – задача более чем
сложная.

Тем более трудно дать представление о почти необозримом материале широкому читателю. А сделать такое представление необходимо хотя бы потому, что ни национальное, ни гражданское самосознание невозможно без твердой опоры на традицию, понятую объективно и взвешенно. Следует иметь в виду, что в большинстве своем летописи – это сборники, своды разнообразного материала. Такой характер их просматривается практически на всем протяжении от эпохи Владимира (или даже раньше) и до XVIII века, когда древние записи использовались часто в качестве своеобразного подхода к решению какой-то прагматической задачи современности.

Всегда многое зависело от таланта летописца, от его политической и нравственной ориентации, от грамотности переписчиков. Но по крайней мере на протяжении XIII–XVI веков тексты более ранних летописных сочинений передавались с точностью, едва ли не благоговейной. Вообще в этот период допускалось больше свободы и произвола в трактовке современных событий и материалов, нежели тех, что стали достоянием истории. Позднее же переделкам будут подвергать как раз то, что считалось незыблемым: начало славян, начало Руси, истоки культуры.

«Канонизация» ранних текстов в летописании XIII–XVI веков позволяет с большой точностью восстанавливать исходные своды. Исследователи в таком случае, как геологи или археологи, снимают пласт за пластом, опускаясь все глубже и глубже. Но это ни в коей мере не означает, что сохраненные тексты и изначально были «каноническими». Они тоже рождались как выражение представлений разных социальных и политических сил, часто в острой политической борьбе. В ходе этой борьбы полностью исчезали целые традиции, а о других некоторое представление дают лишь случайно уцелевшие в летописных сводах и других сборниках обрывки повестей и сказаний. Многих гипнотизирует то обстоятельство, что большинство древнейших летописных сводов содержит одну и ту же, буквально повторяющуюся основу, обычно называемую Повестью временных лет или Начальной летописью.

Но при этом не уделяется должного внимания тому обстоятельству, что все редакции Повести временных лет сохранились
там, где княжили потомки Мономаха. Скажем, В. Н. Татищев или польские хронисты XV–XVII веков давали и существенно иную фактическую канву событий. Татищева на этом основании даже обвиняли в «фальсификациях». А объясняется все это достаточно просто: Татищев не имел под руками рукописей из центральных хранилищ, он не знал ни Лаврентьевской, ни Ипатьевской летописей. Но в его распоряжении оказалось много рукописей из провинциальных собраний и даже просто купленных на базарах или у гонимых властями старообрядцев. В центре летописи давно превратились в некие официозы, а на окраинах распространялся своеобразный самиздат.

[Gosha]

Традиционно три летописи признаются за основные при обращении к событиям IX–ХIII веков: Лаврентьевская, Ипатьевская и Новгородская Первая. Именно их обычно привлекали для восстановления ранних этапов летописания, выявления первоначальных редакций Повести временных лет. Списки этих летописей являются и древнейшими среди летописных сводов, что само по себе как бы служит аргументом в их пользу. И хотя в позднейших (XV века) летописях оказываются в ряде случаев явно первоначальные тексты, в основу логично положить именно древнейшие.

Поскольку все дошедшие до нас летописи являются сводами предшествующих материалов, исследование обычно направлено на выявление таких же недошедших сводов. При сличении списков летописей XV–XVI веков обычно выясняется, что до какого-то времени они (частично или полностью) совпадают, а затем расходятся. Совпадающий текст обычно указывает на то, что в разных списках отразился более ранний памятник, доведенный до определенного года. Но чем дальше продвигается исследователь в глубь веков, тем затруднительнее становится выявление этапов предшествующей работы. Во всяком случае, простого сопоставления текстов списков разных летописей будет недостаточно.

Необходимо возможно более широкое привлечение «параллельных» внелетописных материалов, то есть сочинений, рассказывающих о тех же событиях, но находящихся за пределами летописной традиции или же извлеченных из летописей до появления ныне известных редакций. По ранним периодам много дает привлечение сведений иностранных источников (византийских, арабских, западноевропейских) , а также данные материальной культуры.

[Gosha]

Во все времена в условиях классового общества разные социальные слои придерживаются различных взглядов на прошлое и настоящее, различно воспринимают понятие социальной справедливости и неодинаковыми путями стремятся ее реализовать. На Руси различия углублялись многообразием исходных традиций, связанных с многоэтничностью ее с самого начала зарождения государственности. Эти различия неизбежно пробивались не только через внешние формы язычества, но и христианство не могло их полностью нивелировать.

В быту многие традиции, идущие из глубочайшей древности, сохранялись до самого недавнего времени. Письменная традиция всегда более монолитна, тем более что увязывалась она у нас с христианством, которое мыслилось как нечто единое в пространстве и времени. Но при ближайшем рассмотрении и в нем можно увидеть разноречия, даже если они и не приводят к открытому противостоянию (что, впрочем, тоже не редкость).

[Gosha]

В итоге чем глубже изучающий давние эпохи представляет ортодоксальный стержень тех или иных идей, тем вернее и легче он заметит отклонения от ортодоксии. А эти отклонения часто позволяют выделить и особые идейные течения, и даже индивидуальное мировоззрение какого-то автора.

[Gosha]

Сказанное важно при проведении «раскопок» в глубоких шахтах текстов. Но в этом же заключается и главный смысл изучения любой эпохи: чем люди жили, каков их кругозор, сколь широка амплитуда воззрений, что перешло к следующим поколениям. Разумеется, много придется мысленно дорисовывать, «реконструировать». Ведь сохранившаяся часть текстов – лишь незначительная доля того, что имелось, а любой письменный документ предполагает не только раскрытие, но и сокрытие чего-то. Поэтому отрицание часто дает больше материала в пользу того, что отрицается, нежели даже и утверждение того же самого. Некоторые же существенные сведения об эпохе «выуживаются» из записей, вроде бы к делу не относящихся. Часто факты и события, в которых летописец или составитель сказания, жития никак не заинтересован, вернее всего и передают то или иное время.

[Gosha]

Расслоению летописных текстов на первоначальные составные в большой мере помогает анализ хронологии. В языческую эпоху счет лет велся поколениями, а в рамках одного поколения – годами правления императора или князя. С христианством пришел абсолютный счет лет от «сотворения мира». Но время от сотворения мира до Рождества Христова в разных местах и разными авторами рассчитывалось различно. В итоге в христианском мире существовало до двухсот космических эр, и одно и то же событие могло быть датировано совершенно разными годами от сотворения мира или Рождества Христова.

[Gosha]

Помимо начала летосчисления различались и начала года. В Византии, например, год начинался с сентября. На Руси это начало будет принято лишь в конце XV века. А в эпоху Киевской Руси преобладал мартовский год. Были и отклонения от него: первое воскресенье марта, Благовещенье (25 марта или 7 апреля по новому стилю), октябрь. Более всего путаницы в хронологию вносило соединение традиционного славянского мартовского стиля летосчисления с византийским сентябрьским. Разница в полгода либо выносилась вперед, либо отодвигалась назад. Так возникали стили (мартовский и ультрамартовский), обозначавшие одно и то же событие с разницей в год. Иногда использовались и источники, где одно и то же событие датировалось с разницей в восемь лет, четыре года; особый счет лет отразился в статьях, использующих какой-то болгарский источник.

[Gosha]

Различия в хронологии в тех случаях, когда они выстраиваются в систему, позволяют ставить вопрос о культурных связях с разными областями христианского мира, а также о месте создания того или иного летописного произведения. Так, в Киеве применялся мартовский стиль и византийская космическая эра, считавшая время от сотворения мира до Рождества Христова в 5508 лет. Но в ранний период в Киеве же применялась космическая эра, по которой это время определялось в 5504 или 5505 лет, а также переписывались сочинения, где употреблялась антиохийская эра (5500 лет до Рождества Христова). Не исключено, что в разных монастырях и соборах различно вели счет лет. В Переяславле Русском, во всяком случае, устойчиво держался ультрамартовский стиль, и есть основания предполагать, что при епископской кафедре год начинали с сентября, тогда как преобладало в переяславском летописании мартовское начало года.

[Gosha]

Путаница в обозначениях года свидетельствует о том, что в быту этому счету не придавали значения, продолжая держаться языческих представлений об относительности времени, о его цикличности, повторяемости для каждого нового поколения. Может быть, поэтому и летописцы как будто не придавали особого значения хронологическим расхождениям, а позднее записи одних и тех же событий под разными годами воспринимали как сведения о разных явлениях. Так в летописях появлялось дублирование текстов, и летописцы тем скорее поддавались заблуждению, чем больше редакции записей отличались друг от друга.

[Gosha]

Лаврентьевской летописи в летописном древе принадлежит особое место, поскольку именно ее текст обычно кладется в основу любого издания Повести временных лет. И он действительно в большинстве случаев содержит наиболее ранние чтения по сравнению с другими летописями. Само название «Лаврентьевская летопись» дается по списку, написанному в 1377 году под руководством монаха Лаврентия. Но Лаврентьевский список содержит множество пробелов, описок, неверных прочтений. Испорченные места обычно восстанавливаются по Радзивилловской летописи – спискам собственно Радзивилловскому и Академическому, относящимся к XV веку, но доведенным лишь до 1206 года (в Радзивилловском списке на этом изложение кончается вообще, а в Академическом следует продолжение явно иной, нежели Лаврентьевская, традиции). В некоторых случаях привлекаются Троицкая (сгоревшая в 1812 году и восстанавливаемая по частичному изданию и отсылкам к ней у Карамзина) и Симеоновская летописи. Этот отчасти реконструируемый текст и является Лаврентьевской летописью.

[Gosha]

Лаврентьевский список, как следует из записи монаха Лаврентия в конце его, создавался при князе Дмитрии Константиновиче Суздальско-Нижегородском и, видимо, как-то на него и был сориентирован (может быть, делался по его заказу). Возможно, этим и объясняется, что позднее он нигде непосредственно не отразился в летописании: ни одна летопись, кроме Лаврентьевского списка, не знает Поучения Владимира Мономаха, которое, конечно, ни один переписчик не пропустил бы.
Позднее список хранился в Рождественском монастыре в городе Владимире, где он, конечно, был доступен более широкому кругу читателей. Но, видимо, он попал туда сравнительно поздно, когда интерес к событиям киевского периода истории Руси уже угасал, а потому больше список и не переписывался.

[Gosha]

Хотя Лаврентий в качестве переписчика называет только себя, в действительности рукопись написана несколькими почерками, и, следовательно, он был старшим (ответственным) группы переписчиков. Писцы явно различались и почерком, и тщательностью передачи оригинала, и грамотностью. Переписывали летопись с какой-то ветхой рукописи, доведенной до 1305 года и, видимо, около этого года и созданной. Протограф (то есть оригинал, с которого делалась рукопись) также стоял особняком в летописной традиции. В рукописи, как сообщает Лаврентий, были трудночитаемые места, что усугубляло трудности писцов, а параллельного летописного текста у них, видимо, не было.

[Gosha]

Окончание протографа Лаврентьевского списка на 1305 годе побуждало специалистов искать следы летописного свода, составленного в это время. Были попытки поставить в зависимость от «полихрона начала XIV века» практически все летописание XIV–XV веков (А. X. Шахматов, М. Д. Приселков). Но для подобных мнений нет никаких оснований. Напротив. Наличие Поучения Владимира Мономаха в этом протографе свидетельствует о его уникальности: ни одна из летописей, возводимых к условному «полихрону», не содержит и намека на существование сочинений Мономаха. С другой стороны, обилие пропусков и неисправностей в изложении Поучения в Лаврентьевском списке говорит о том, что взято оно именно из ветхого протографа.

[Gosha]

Из-за утраты ряда листов в Лаврентьевском списке трудно оценивать характер летописания конца XIII века, отраженного в летописи. Но можно указать на одного приметного летописца, чей почерк просматривается в описании событий с 20-х по 60-е годы XIII века. Этот летописец был близок Ростовскому епископу Кириллу, умершему в 1262 году. После разорения Владимира в 1238 году Ростов на какое-то время стал центром притяжения и сохранения письменной традиции; в Ростове, очевидно, и работал летописец, неоднократно проявлявший себя в комментариях.

[Gosha]

Владимирское летописание середины и первой половины XIII века лучше сохранилось в летописных сводах XV века. Однако ранние его этапы с наибольшей полнотой переданы именно Лаврентьевской летописью. Радзивилловская летопись доведена до 1206 года, и примерно до этого времени и был доведен владимирский свод, отраженный также и в Лаврентьевском списке.
Ценность Радзивилловской летописи (и Радзивилловского списка) в том и заключается, что содержащиеся в ней чтения не выходят за пределы начала XIII столетия.
Тем не менее Лаврентьевский список имеет самостоятельную ценность потому, что в нем сохраняется более ранний владимирский свод, не затронутый редакцией начала XIII века. В летописях этой традиции заметно присутствие летописца, обрабатывавшего материал в конце 80-х – начале 90-х годов XII века. Лаврентьевский и Радзивилловский списки с наибольшей полнотой совпадают до 1193 года.