Мертвые Книги ⇐ Авторские темы

[Gosha]

Для тех, кто не любит читать долго:

«Работа основана на двухтомнике И. Я. Стеллецкого - Мертвые книги в Московском тайнике. Документальная история библиотеки Грозного. Посвящается теперь: 900-летию Москвы».

Библиотека Ивана Грозного не один десяток лет привлекает к себе внимание как широкой публики, так и ученых-специалистов. Судьбу библиотеки пытались проследить С. А. Белокуров, Н. П. Лихачев, А. И. Соболевский, H. Н. Зарубин, М. И. Слуховский, М. Н. Тихомиров, С. О. Шмидт, А. А. Амосов и многие другие. Одни исследователи считали, что она сгорела в пожарах 1547, 1571, 1611 гг. (Н. П. Лихачев, И. Е. Забелин, Фр. Клоссиус). Другие утверждали, что она разграблена поляками в Смутное время. Третьи уверены, что она раствори¬лась в Синодальной и других библиотеках (С. О. Шмидт, М. И. Слуховский). Четвертые — что она хранится и по сей день в кремлевских подземных палатах. К последним принадлежал Игнатий Яковлевич Стеллецкий, неутомимый искатель библиотеки, посвятивший этому делу более сорока лет.

С детства в каждом из нас живет интерес ко всему таинственному, но мало кто посвятил свою жизнь разгадыванию тайн природы и истории, как это сделал Игнатий Яковлевич. Деятельность его была разнообразной, а работоспособность фантастической. Он занимался изучением пещер, подземелий, подземных ходов, крепостных сооружений, средневековых монастырей. Спелеологические, археологические, геологоразведочные экспедиции на Украину, Кавказ и в Среднюю Азию, работа над книгами и статьями, переводы трудов французских спелеологов, съемки в кинофильмах — вот далеко не полный перечень того, чем занимался в своей жизни этот человек. У него было много противников в научном мире, а рецензенты, как правило, считали, что в его трудах больше фантазий, чем научных оснований. Забегая вперед, скажу, что ряд версий, выдвинутых Стеллецким, нашли свое подтверждение уже в наши дни. А в 30-е годы об Игнатии Яковлевиче ходило немало невероятных слухов, отголоски которых порой доносятся и до наших дней.

Используя материалы архива Стеллецкого, вот уже сорок лет хранящиеся в Центральном государственном архиве литературы и искусства (ЦГАЛИ), мы попытаемся рассказать о жизни этого необыкновенного человека.

Игнатий Яковлевич Стеллецкий родился 3 февраля 1878 года в селе Григорьевка Александровского уезда Екатеринославской губернии. Отец его Яков Стефанович, имевший звание личного дворянина, был учителем сельской школы. Мать Ульяна Федоровна, урожденная Шульгина, происходила из семьи священника. Через два года после рождения сына Стеллецкие переезжают в Кривой Рог, а затем на Харьковщину. Шести лет Игнатия отдали в церковноприходскую школу, затем была учеба в «бурсе» (Харьковском духовном коллегиуме) и семинарии. Учился он охотно. Природа щедро одарила украинского паренька. Он с удовольствием изучал языки и с завидной легкостью писал сочинения, прекрасно рисовал и пел. Игнатий обладал редким даром рассказчика, причем зачастую он удивлял сокурсников историями, подсказанными его богатым воображением. Рано научившись читать, он уже не расставался с книгами, и если в детстве он отдавал предпочтение тем, которые повествовали о путешествиях и приключениях, то с годами пришла любовь к Гоголю, Пушкину, Шевченко, Тютчеву. С юно¬шеских лет его интересовала история, загадки подземного мира. Мечтал Игнатий и о дальних странствиях.

После окончания семинарии он поступает в Киевскую духовную академию. Отрывочные сведения об этом периоде жизни есть в мемуарах Стеллецкого. Из них мы узнаем, что хорошее знание греческого языка позволило ему на третьем курсе написать диссертацию для одного из соискателей. Познакомившись с запрещенной в России книгой Н. Нотовича «Тайна жизни Иисуса Христа», Игнатий переводит ее на русский язык. Трудно сказать, откуда об этом стало известно в Париже, но французский издатель Поль Оллендорф предложил ему издать перевод (ранее книга была издана на многих европейских языках). Игнатий Яковлевич вспоминал: «Мог ли я остаться равнодушным, когда помимо всего прочего предложение Оллендорфа сулило и подкрепление скудного студенческого бюджета»*. Духовные власти не разрешили издать перевод, удалось лишь напечатать рецензию на книгу Н. Нотовича.

В 1905 году Стеллецкий защитил диссертацию на тему «Преобразование учебных заведений в 60-е годы XIX столетия» (до 1941 года труд хранился в рукописном отделе Ака¬демии наук Украины). Молодому кандидату богословия предложили на выбор два места службы — Америку и Палестину. Стеллецкий выбирает Восток. С 15 октября 1905 года он начинает работу в Палестинском обществе в качестве учителя истории и географии в русско-арабской семинарии в Назарете. За два года ему удалось побывать в Египте, Сирии, Турции, Греции. Гробница Александра Македонского и библейские пещеры, мозаичная карта Палестины и подземный Иерусалим, иудейские крепости и руины Гадары — все это интересовало Стеллецкого. Работая в семинарии, он учит арабский язык, участвует в раскопках, исследует подземелья и пещеры, пишет 13 статей по истории Востока («Гадары и гадаринские пещеры», «К археологии Иудеи» и др.). Особенно увлекла Игнатия Яковлевича топографическая проверка сказаний об основании христианства. Для решения вопроса о месте рождения Иоанна Предтечи он провел раскопки в Мадебе (неподалеку от Иерихона), результаты которых заинтересовали, в частности, представителя итальянской миссии в Палестине. Но в глубине души Стеллецкий понимал, что для проведения настоящих археологических работ ему не хватает специальных знаний. Оставив службу, он в 1907 году поступает в Московски археологический институт. Его не испугало даже то, что он остался без средств к существованию. Помощь Игнатию Яковлевичу оказал Д. Я. Самоквасов, возглавлявший Московский архив Министерства юстиции (МАМЮ). В этом архиве Стеллецкий занимался разбором грамот Коллегии экономии.

В период с 1907 по 1910 год Стеллецкий становится действительным членом Императорского русского военно-исторического общества и Императорского московского археологического общества (ИМАО). Он работает в церковно-археологическом отделе при Обществе любителей духовного просвещения, в Комиссии по осмотру и изучению памятников церковной старины г. Москвы и Московской епархии, а также занимается благотворительной деятельностью в Совете московских приютов. По заданию Д. Я. Самоквасова и на его средства Стеллецкий проводит раскопки на Украине (Снетин) и в Подмосковье (Дьяково городище). В то же время он не оставляет работы в МАМЮ. «Архив — драгоценное хранилище ключей к бесчисленным тайнам прошлого. Здесь я нашел и ключи к знаменитой своей романтической легендарностью библиотеке Грозного... Я решил найти последнюю a tout prix » .

Решение это было принято не сгоряча. Игнатий Яковлевич кропотливо собрал все материалы, которые имели прямое или косвенное отношение к библиотеке, тщательно их изучил, и только тогда у него появилась твердая убежденность в существовании этого книжного собрания, убежденность, которая не покинула его до самой смерти. Будучи сторонником версии, по которой библиотека спрятана в подземном хранилище, Стеллецкий начинает изучать топографию подземного Кремля. В это же время его внимание привлекает подземная Москва — другая тайна за семью печатями. Еще в бытность свою в Палестине он заметил, что многие древние здания имеют подземелья и подземные ходы. Москва, часто подвергавшаяся нападениям, также должна была иметь подобные «тайники». На свой страх и риск он начинает обследовать подземную часть дома Археологического общества на Берсеневской набережной (дом 20, бывшие палаты Аверкия Кириллова). Во дворе дома при раскопках им была обнаружена белокаменная лестница, ступени которой уходили куда-то под Москву-реку. Но тут вмешалась графиня П. С. Уварова, возглавлявшая ИМ АО: «Пока я жива, Вы в доме Археологического общества копать не будете» .

Удрученный неудачей, Стеллецкий понял, что для дальнейших исследований подземной Москвы ему необходима поддержка какой-то комиссии или общества. В 1909 году он становится одним из учредителей комиссии «Старая Москва». При поддержке комиссии Игнатий Яковлевич нашел и обследовал подземные ходы в Донском и Новодевичьем монастырях и в ряде зданий XVI — XVII веков. В Кремль он попадает волей случая лишь на короткое время, проверяя со¬хранность документов губернского архива старых дел, хранившихся в Арсенальной башне. Уже первое знакомство с подземным Кремлем подтверждает некоторые догадки Стеллецкого.

_ В это же время происходят перемены и в личной жизни ученого. В 1908 году Стеллецкий обвенчался в Киеве с потомственной дворянкой Анной Васильевной Супруненко. От этого брака родились дочери Любовь (1909) и Злата (1911) и сын Донат (1917). В 1910 году Стеллецкий защитил диссертацию на тему «Мадебская карта- мозаика Палестины в связи с вопросом о новой «Горней» и получил звание «ученого археолога». В этом же году он участвовал в раскопках в Крыму.

В последующие два года Игнатий Яковлевич неоднократно выезжал в командировки для обследования найденных подземных ходов. Изучал он крепостные сооружения Изборска, Пскова, Новгорода, Выборга. Особое внимание уделял Игнатий Яковлевич пещерным монастырям. На Археологическом съезде в Новгороде, выступая с докладом, Стеллецкий призвал археологов изучать памятники подземной старины. Призыв этот был встречен ироническими улыбками, а археолог И. К. Линдеман был невероятно возмущен предложением Стеллецкого, заявив: «Докладчик дерзает посылать археологов туда, куда раньше лишь каторжников посылали»*. Негативное отношение к подземной старине собратьев по науке не обескуражило Игнатия Яковлевича, он продолжал заниматься подземным миром, только предпочитал теперь работать в одиночку, стал более- замкнутым и реже рассказывал о своих находках.

На третьем году существования комиссии «Старая Москва» между ее членами возникли разногласия. Большинство историков считали, что изучать надо Москву наземную, подземная может и подождать. Стеллецкий решает создать новое общество. Его поддержал чиновник губернского правления Н. Г. Способин. Собрав коллектив единомышленников, они объявили о рождении Общества по исследованию памятников древности. При обществе стала существовать Комиссия по изучению подземной старины. Ее-то и возглавил Игнатий Яковлевич. В «Положении о Комиссии...» говорилось: «Комиссия ставит своей задачей выявление и изучение памятников подземной старины, то есть предметов первобытной и бытовой археологии, скрытых в недрах земли временем или волей человека. Но особенно Комиссию интересуют всякого рода древние подземные сооружения, бытовые и военные, сохранившиеся в недрах территории России.

В этом отношении во главу изучения ставятся Комиссией связанные с подземными замковые и крепостные сооружения, валы, городища, курганы, всякого рода пещеры, погреба, ямины, оседания и провалы почвы, клады и сопутствующие им явления: кладоискательство и «магический жезл». С первых же шагов комиссии ей оказал помощь архив Министерства юстиции. От него бы¬ло направлено письмо министру внутренних дел, тот пообещал помочь в сборе материалов. И в самом деле, вскоре в комиссию стали поступать из разных областей империи сведения, собранные статистическими комитетами.

Присылали материалы и губернские архивные комиссии, отдельные исследователи. Иногда информация дополнялась планами, схемами, рисунками, фотографиями. Сведения о подземных ходах Стеллецкий всегда старался проверить лично. В короткий срок был собран обширный материал, который собирались издать в виде сборника, однако сделать это не удалось. Игнатий Яковлевич не забывал и о подземной Москве. После долгих изысканий в архивах он пришел к выводу, что «подземные ходы или тайники Москвы всегда составляли элемент фамильной и государственной тайны и в официальные документы сведения о них не заносились». Оставалось осматривать здания, где могли быть подземелья, проверять предания, легенды, слухи. Иногда (но очень редко) Стеллецкому удавалось встретить людей, проходивших тем или иным ходом.

Следует сказать, что работа по изучению подземных сооружений древности и по сей день связана с большими трудностями. Исследователя подстерегают обвалы и удушливые газы. Многие Подземные ходы заполнены водой или землей. Иные ходы замурованы. Для расчистки тайников требовались средства и рабочая сила. У Стеллецкого не было ни того, ни другого. Он мог полагаться только на себя, на свой опыт. Вооруженный лишь свечами да заступом, он проникал в неведомые подземелья, и день за днем перед ним открывались тайны подземной Москвы.
В 1912 году в Обществе бывших слушателей Археологического института Стеллецкий прочитал доклад «План подземной Москвы». Согласно этому плану, подземные сооружения под зданиями XVI — XVII веков, находящимися в пре¬делах Садового кольца, связаны между собой и с Кремлем сетью подземных лабиринтов.

Игнатий Яковлевич считал, что учителями русских зодчих в подзем¬ном деле были итальянские архитекторы-строители, творцы Кремля и Китай- города Аристотель Фиораванти, Пьетро Антонио Солари, Алевиз Новый, Петрок Малый. Он высоко ценил талант и мастерство этих людей, создавших уникальные памятники русского зодчества. Стеллецкий утверждал, что подземный и назем¬ный Кремль был построен по плану «мага и чародея» Аристотеля Фиораванти. Зная из летописных источников, что в древние времена посредине Боровицкого холма проходил глубокий овраг, Стеллецкий предполагал, что на дне оврага находились выходы из неолитических пещер. По этой же версии, Фиораванти посредством подземных ходов связал пещеры между собой. Подобное сооружение было встречено Игнатием Яковлевичем в Киеве.

Здесь мы не будем рассказывать о работах Стеллецкого в Кремле в 1914 году, так как этот период описан в «Мертвых книгах...». Скажем только, что в 1914—1916 годах Игнатий Яковлевич читает лекции в Московском археологическом институте о подземных древностях и пещерах Востока. В эти же годы он собирает кладовые записи, встречается с кладоискателями, ищет сведения о кладах в архивах. Летом 1916 года он начинает поиски клада польского гетмана Иеремии Вишневецкого в Лубнах (Полтавская губ.) на средства, выделенные городской управой.
В 1912 году Стеллецкий производится в титулярные советники и получает медаль в память 100-летия Отечественной войны 1812 года.

В 1913 году он становится коллежским асессором и награждается медалью . в память 300-летия дома Романовых. В этом же году он «за отлично усердную службу всемилостивейше награжден орденом Св. Станислава III степени при грамоте». Осенью 1916 года Стеллецкого командируют в Управление завоеванными областями Турции в качестве ученого археолога. Наместник Кавказа великий князь Николай Николаевич потребовал от управления тщательной фиксации и бережной охраны памятников на территории, занятой русскими войсками. Для проведения этих работ потребовались специалисты, одним из которых и явился Игнатий Яковлевич. Прибыв в Тифлис (Тбилиси), Стеллецкий разрабатывает план экспедиции Трапезунд — Багдад, получивший поддержку генерал-губернатора М. В. Романовского-Романько и академика Ф. И. Успенского. В связи с Февральской революцией разрешения на проведение экспедиции пришлось ждать полгода. Летом 1917 года небольшой отряд, возглавляемый Стеллецким, в течение трех месяцев прошел от Трапезунда до озера Ван. Наряду со спелеологическими исследованиями и археологическими раскопками проводился поиск полезных ископаемых.

После Октябрьской революции Стеллецкий пытался пробраться в Москву, но гражданская война задержала его на Украине, где он пробыл несколько лет. Надо сказать, что Игнатий Яковлевич был человеком, далеким от политики. Главным в его жизни было любимое дело, которому он отдавал всего себя. Начав раскопки на Зверинце в Киеве, он продолжал их, невзирая на смену властей. Не обращая внимания на белых, красных, зеленых, он спокойно раскапывал скифский курган в степи, исследовал пещеры в Холодном яру, собирал памятники по разрушенным помещичьим усадьбам. В 1918 году его избирают профессором Украинского государственного университета, он читает лекции по археологии. В это же время ведет работу по описанию украинских памятников, хранящихся в русских музеях. В 1919 году по заданию Украинской Академии наук (УАН) Стеллецкий организует сбор памятников искусства и старины. С этой целью его экспедиция проходит по маршрутам Лубны — Золотоноша — Канев, Киев — Лубны, Кременчуг — Харьков. Наиболее ценные экспонаты он передает в УАН. В селах он читает лекции, создает общества по охране памятников и музеи.

В ноябре 1920 года Стеллецкий появляется в Лубнах, где два года назад им был создан музей. При музее открывается филиал УАН. Кроме Игнатия Яковлевича здесь работали профессора Е. Ю. Перфецкий и H. Н. Павлов-Сильванский. Ими был написан ряд трудов по истории Лубен, устраивались лекции и выставки, проводились экскурсии по окрестностям города. В 1921 году У АН командирует Стеллецкого в Андру совку для продолжения поиска останков мамонтов, начатого археологом Андреевым еще в 1916 году. Игнатий Яковлевич раскопал останки нескольких мамонтов, костяк самого крупного был отправлен в Киев и установлен в Институте геологии в 1926 году (во время войны костяк был вывезен в Германию). В 1921 году Стеллецкий попадает в бывшее имение Давыдовых Каменку. Там он находит библиотеку, которой когда-то пользовался Пушкин, в ужасном состоянии. Описав ее, Игнатий Яковлевич передал книги в Чигиринский музей. Им же были произведены раскопки в замке Богдана Хмельницкого в Субботове. Возле апсиды Иль¬инской церкви археолог нашел полусгоревшие человеческие кости. Он предполагал, что это останки Богдана Хмельницкого, которые пытался сжечь гетман Чарнецкий, но историки отнеслись к этому весьма скептически. Опасаясь, что после его отъезда кости выбросят из музея, Игнатий Яковлевич увозит их с собой. В 30-е годы он получает письмо с требованием Комиссии по охране памятников срочно вернуть в субботовский музей взятые им «кости Богдана Хмельницкого».

В 1922—1923 годах Игнатий Яковлевич - много занимается подземными сооружениями в Лубнах. Построены они были в средние века монахами-бернардинцами и таили немало секретов. Например, подземелье ратуши, стоявшей на горе, имело в укромном уголке подземный колодец, а также ход для бегства. В Лубнах же археолог продолжил работы по поиску клада Вишневецкого. С помощью энтузиастов им было локализовано местонахождение замка польского магната. При раскопках был обнаружен плиточный пол и сгоревший подземный ход со множеством скелетов. Ход вел в овраг к реке Суле. В нем были найдены сабли, перстни, курительные трубки и т. п. Необходимо было дальше расчищать развалины замка в поисках тайников с сокровищами, но против этой работы выступили местные власти. Они закрыли музей. Оставшись не у дел, Стеллецкий принимает решение вернуться в Москву. Сюда он приезжает осенью 1923 года со своей второй женой Марией Михайловной Исаевич.

Еще в 1919 году Стеллецкий узнал о том, что его квартира в Хамовниках реквизирована, а архив и библиотека вывезены в неизвестном направлении. Стеллецкий обращался за помощью в Наркомпрос и уголовный розыск, но поиски ни к чему не привели. Уникальные материалы по подземной старине, истории библиотеки Грозного исчезли бесследно. В сорок пять лет ученому приходилось все начинать заново. Не было жилья, работы, архива, библиотеки, не было и многих друзей, не нашедших общего языка с новой властью и эмигрировавших. Полгода Игнатий Яковлевич преподавал украинский язык в Академии Красной Армии. Затем ему удалось устроиться сверхштатным библиотекарем в Исторический музей. После дискуссии, на которой было принято решение о целесообразности поисков библиотеки Грозного (подробно О ней рассказано в «Мерт¬вых книгах...»), Игнатий Яковлевич вновь начинает собирать материалы о под¬земном Кремле. Он обращается за помощью к бывшему князю H. С. Щербатову, который проводил раскопки в Кремле в 1894 году. Но фотографии и записи у Щербатова были изъяты «под честное слово» сотрудниками ЧК. «Зараз здесь у ГПУ на почетом Mic-ri на думку Щербатова» ,— язвительно замечает разочарованный Стеллецкий.

Не получив ответа на свои многочисленные обращения в разные организации с просьбой помочь организовать поиски библиотеки Грозного, Стеллецкий пошел на маленькую хитрость. Он заключил договор на написание книги о подземной Москве с Государственным издательством РСФСР (Госиздат). С письмом от издательства исследователь направился в ГПУ, где надеялся получить разрешение на обследование тайников Москвы, а особенно Кремля. Но сотрудник ГПУ сказал: «В Кремль мы Вас не пустим, а вся Москва Ваша... Мы его сами весь ископали» . Однако фраза «вся Москва Ваша» не соответствовала действительности. Тайник на Большой Дмитровке, например, обследовали сами сотрудники ГПУ, что и привело к нулевым результатам. Здания, занятые правительственны¬ми учреждениями, военными организациями, банками и т. п., также были недоступны для спелеолога. Но все же Стеллецкому удалось собрать новый материал по подземной старине. Были найдены и по возможности обследованы подземные ходы в Сухаревой башне, Юсуповском дворце (палаты XVII в. в Б. Харитоньевском пер.), Симоновом монастыре. Но чаще всего он встречал ходы, которые требовали расчистки (дом Консистории, церковь Гребневской Божией Матери на Мясницкой ул., дом Мейендорфа на ул. Герцена и др.). А в бывшем замке Бирона на Швивой горке в подвале имелись свеже заложенные арки, за ними находился ход, предположительно выводящий в район Воробьевых гор.

Минуя рогатки цензуры, Стеллецкий собрал в небольшой сборник материалы по подземной Москве, но издательства отказали ему в публикации под благо-видными предлогами.
В 1927 году Игнатий Яковлевич уходит из Исторического музея и много работает в Российском обществе туристов: проводит экскурсии в Москве и Под-московье, читает лекции в разных городах. Только в Большой аудитории Поли-технического музея у него при аншлаге состоялись шесть лекций. Одна из лекций даже транслировалась по радио. А. В. Луначарский шутя называл его своим соперником. Противники Стеллецкого говорили, что его выступления носят характер нездоровой сенсации, на что он резонно отвечал: «Публика Большой аудитории чрезвычайно капризна, один раз не понравилось, в другой никакой пинкертоновщиной не заманишь, да еще в газетах вздуют в хвост и в гриву» . Темы лекций были различны: пещеры, подземные ходы, библиотека Грозного. Общение со слушателями давало Игнатию Яковлевичу информацию о неизвестных ему подземных ходах и т. п. Так, от очевидцев он узнал о находке при
ремонте в Яузской больнице подземелья с прикованным к стене скелетом, об иезуитских тайниках в Полоцке, о пещерах близ Ельца и т. п.

Отправлено спустя 12 минут 56 секунд:
В начале 30-х годов начинается сотрудничество Стеллецкого с Московским метрополитеном. Игнатий Яковлевич знал, что при сооружении метро в Париже подземные сооружения древности были использованы наилучшим образом: в них были размещены службы метро, служебные линии и т. п. Он считал, что так будет и в Москве, но этого не случилось. Зная о подземных ходах, расположенных над первоочередной трассой метро, Стеллецкий неоднократно предупреждал о них начальника Метростроя П. П. Ротерта. Как спелеолог, он _ понимал опасность подобного соседства. Вот что писал он в докладной записке Ротерту в 1933 году о строящемся здании Библиотеки имени Ленина: «Грандиозное здание библиотеки имени Ленина возводится на месте, густо истонченном на известной глубине историческими пустотами. Тоннель первоочередной трассы, который имеет пройти под ним, составляет определенную угрозу архитектурному гиганту, если таинственные пустоты под ним времен Ивана Грозного своевременно не будут учтены и обезврежены» . Несколько позже мы еще вернемся к этому предупреждению Стеллецкого. Как видим, Игнатий Яковлевич пытался реализовать свои знания. Но на душе у него было горько. «Такие чувства остро переживал, пересматривая свои 10-летние бумага о подземной Москве, собираясь писать очередную докладную записку (П. П. Ротерту) о подземной Москве с тем, конечно, чтобы она не была напечатана. Как никогда, меня охватило раздражение, злость. С какой стати загублен мой научный век? Почему мне долгами годами зажимают рот и я ничего не могу напечатать о своих открытиях, которые, безусловно, наделали бы шум?!»

Получив согласие Ротерта на создание музея «Подземная Москва», Стеллецкий обращается к рабочим метрополитена с просьбой передавать предметы, найденные при земляных работах в шахтах метро, в музей. К сожалению, рабочие не были в этом заинтересованы, часто они не только не сообщали о своих находках, но и разрушали найденное. «При проходке тоннеля метро через кладбище у башни Кутафьей , встреченные погребения не могли, конечно, замедлить темпы работ. Я дежурил ночью. Один цельный гроб велел окопать. Пока осматривал другой, первый был растащен крючьями, а череп из него, с волосами, усами, бородой, вызвав огромный интерес, пошел гулять по рукам, пока не исчез бесследно. Этот случай красноречиво говорит за то, что даже личное присутствие исследователя не всегда могло гарантировать сохранность находок. Неудивительно, что погиб редчайший экземпляр захоронения — отлично сохранившийся труп, снежно-белый и мягкий, который легко было проткнуть: вместе с обломками гроба он был вывезен на свалку» . Игнатий Яковлевич предложил Ротерту назначить награды для находчиков, но откуда взять деньги?

Метрополитен не смог выделить даже комнаты для экспонатов музея, и все они размещались в маленькой квартире Стеллецких.

В подвалах бывшего дома Стрешневых (XVII в.) на территории строя¬щейся Библиотеки имени Ленина Стеллецким были обнаружены ступени камен¬ной лестницы, уходящей под землю. Игнатий Яковлевич приступил к расчистке ступеней, но ночью кто-то специально повредил свод подвала настолько, что работать в нем стало опасно. Этим воспользовались противники Стеллецкого. Группа археологов из Московского отделения Государственной академии исто¬рии материальной культуры (МОГАИМК), написала отрицательный отзыв о ра¬боте Стеллецкого в метро и, не поставив в известность исследователя, разослала отзыв в разные организации. Но, очевидно, Ротерт больше доверял Сетеллецкому, так как не реагировал на отзыв. В дневниковых записях Игнатия Яковлевича есть упоминание о невыносимо тяжелой обстановке вокруг него, о том, что он не¬однократно предлагал своим противникам выяснить отношения: «Если приемлем, готов служить и жизнь отдать за науку, если горбат, только могила исправит».

В 30-е годы Стеллецкий часто выезжает с геологоразведочными экспедиция¬ми. В 1931 году он разыскивает старинные места добычи серебра на Украине. В 1932 году по заданию Союзгеоразведки проводит экспедицию по бассейнам рек Малки, Баксана, Ингури. После этой экспедиции он создает книгу «Золотой Кавказ», которая получила положительный отзыв начальника объединения «Главзолото».

В 1933 году Игнатий Яковлевич пишет письмо Сталину с просьбой разрешить ему начать поиски библиотеки Грозного в Кремле. И он получает это разрешение. Одиннадцать месяцев он ведет раскопки в подземелье Арсенальной башни. «Везде и всюду подземелья временем и людьми приведены в состояние если не полного, то очень большого разрушения. Общей участи не избежал и Кремль, и потому нельзя обольщать себя мыслью, что достаточно открыть один ход и по нему уже легко пройти подо всем Кремлем, если не подо всей Москвой. В действительности путешествие по подземной Москве — скачка с препятствия¬ми,. притом весьма существенными, устранение которых потребует усилий, времени и средств. Но все это ничто по сравнению с возможным идеальным результатом: очищенная, реставрированная и освещенная дуговыми фонарями подземная Москва явила бы из себя подземный музей научного и любого интереса». Стеллецкий мечтал о том, что подземный Кремль станет музеем, он верил, что Сталин разрешит это, как разрешил начать поиски библиотеки. Поскольку читателю еще предстоит познакомиться с дневниковыми записями Стеллецкого, повествующими о работах в Кремле, мы не будем рассказывать о результатах его работы. Отметим только одно: до самой смерти Стеллецкий был уверен, что работы были прекращены из-за «придворных» интриг, в Сталине он не сомневался.

Тридцать пятый год был во многом черным для Игнатия Яковлевича: прекращены работы в Кремле, арестованы многие друзья и знакомые. К тому же на его глазах почти ежедневно шло разрушение тех памятников, которые он пытался сохранить еще до революции. «О, Вы, далекие потомки, поймете ли Вы, как болит археологическое сердце, видя воочию, как разрушаются краса и гор¬дость древнего человеческого творчества, кружевные церкви XV — XVII веков, таинственные, с подземными ходами, башни, как, например, Ильинская или Варварская, а вот сейчас даже Сухарева [...]. Ах, нет, не поймете, холодные и безразличные к этому. И счастливые! А нам, свидетелям и работникам двух веков, двух эпох — горе, горе...»

В конце 30-х годов Стеллецкий был приглашен консультантом по спелеологии в Народный комиссариат обороны. Очевидно, здесь сыграли свою роль предложения Игнатия Яковлевича об использовании пещер для наступательных и оборонительных действий и об использовании подземелий Москвы в качестве газо- и бомбоубежищ. В это же время он работает с академиком А. Е. Ферсманом в спецкомиссии № 2 АН СССР. Неоднократно участвует в съемках художественных и научно-популярных фильмов.

В войну Стеллецкие оставались в Москве. Игнатий Яковлевич имел возможность эвакуироваться, но в памяти была свежа утрата архива в 1919 году. Он принял решение остаться и уничтожить бумаги, если немцы возьмут Москву. Военные годы были полны лишений и тяжелого труда. Несмотря на свой возраст (а ему было 63 года), Стеллецкий тушил пожары и зажигательные бомбы на крыше своего дома, по ночам дежурил во дворе. После войны он был награжден медалью «За оборону Москвы». Только в 1943 году о нем вспомнили в Академии наук, и он стал получать литерную продуктовую карточку, а до этого Стеллецкие делили один обед, получаемый в столовой Союза писателей, на двоих, варили суп из лебеды и кашу из «смета» . Голод привел к дистрофии. Квартира не отапливалась, и жить Стеллецкие перебрались в ванную комнату. В декабре 1941 года, голодный, с распухшими ногами, сидя в промерзшей квартире, Игнатий Яковлевич записывает: «Проверить упоминаемый в летописи «тайник», т. е. подземный ход из Беклемишевской башни к Москве-реке... Пройти из Спасской башни подземным ходом до храма Василия Блаженного, близ которого спуск в большой тоннель под Красную площадь, тоннель весьма загадочного назначения. Пройти из Никольской башни подзем^ным ходом, спускающимся ниже алевизовского рва в район Китая и Белого города». И еще одна запись в дневнике: «Но после войны, после победы, заветный клад (библиотека Грозного) будет найден, порукой в том слово великого Сталина».

Летом 1942 года Стеллецкие получили огород на Шелепихе (по Белорусской дороге). Непосильная физическая работа привела к кровоизлиянию. Игнатий Яковлевич ослеп на один глаз. После лечения у гомеопата зрение восстановилось. Зимой 1943 года его парализовало, и два месяца он пролежал в Остроумовской больнице. Вопреки мрачным прогнозам врачей Стеллецкий встал на ноги. Большой радостью было появление в 1944 году в журнале «Наука и жизнь» его статьи о библиотеке Грозного. Получив много писем от читателей, Игнатий Яковлевич принял решение написать документальную историю библиотеки Грозного. Летом 1945 года он отдыхал в санатории в Риге и обследовал подземелья ратуши. Это была последняя встреча Стеллецкого с подземным миром.

В мае 1947 года — второй паралич. Едва встав на ноги, Стеллецкий начинает работать директором библиотеки на спелеологической станции Московского университета. Но годы и болезни брали свое, порой он с трудом добирался до библиотеки.

О дальнейших событиях мы узнаем из дневниковых записей Марии Михай¬ловны Исаевич, которая была верным другом Стеллецкого до последних дней его жизни. 18 января 1949 года Игнатий Яковлевич упал на улице и потерял сознание. В больнице сказали, что произошло кровоизлияние в третью левую лобовую извилину, ведающую речью. Несколько месяцев он был прикован к постели, ничего не мог делать сам. Из беседы Марии Михайловны Исаевич с лечащим врачом:
— Вы говорите, что он весь живой, что никаких параличей не было и нет. Так почему же он не встает, почему сам не может ни есть, ни пить, ни умываться?
— Потому, что он забыл, как это делается. Он все забыл.

10 апреля 1949 года его перевезли домой. Постепенно вернулись все навыки. Стеллецкий стал говорить чисто и ясно, но на каком-то незнакомом языке. Только много позже Мария Михайловна узнала, что Стеллецкий забыл все языки, кроме того, который изучал последним,— арабского. (Такое заболевание носит название афазия.) Постепенно Игнатий Яковлевич привык к своему состоянию. Чужую речь он понимал прекрасно, много читал, но писать не мог ни строчки. Часто он раскладывал на столе свои рукописи, перелистывал, что-то обдумывал, брал ручку, но из-под пера появлялись какие-то «иероглифы». Отчаянию его в такие минуты не было предела. Он расшвыривал тетради, ломал ручки, хватался за голову и, раскачиваясь из стороны в сторону, страшно кричал. Ярость сменялась тихими слезами. Закрыв лицо руками, стыдясь за свою несдержанность, он тихо повторял одно греческое слово: «мойра» — судьба... 11 ноября 1949 года Стеллецкого не стало.

В начале войны Игнатий Яковлевич написал свое первое и последнее завещание. Всего-то богатства было буфет и шкаф, сохранившиеся еще с дореволюционных времен, да полуразвалившийся дом в Лубнах. «Похоронить меня завещаю без кремации, на родной Украине, на ' Лысой горе, под г. Лубнами, в разрытой скифской могиле и водрузить каменную бабу с надписью: «Спелеолог Стеллецкий. 1878—194...» . Похоронен он был на Ваганьковском кладбище. Осенью 1989 года были предприняты попытки отыскать мошлу, но безрезультатно. На том месте, где, по словам очевидца, еще в 1981 году находился небольшой холмик с покосившимся крестом, были новые захоронения.

Через две недели после смерти мужа Мария Михайловна передала в дар Центральному государственному архиву литературы и искусства часть документов из архива Стеллецкого. Документальные материалы она передавала сюда до 1978 года. Но есть сведения, что некоторые из них попали в частные руки. Судьба этих документов неизвестна.

Немного хочется сказать о «фантазиях» Стеллецкого, над которыми смеялись специалисты в 30-е годы. Игнатий Яковлевич утверждал, что на Украине есть золото, и неоднократно просил организовать экспедицию по проверке его сведений. Золото на Украине нашли. Стеллецкий считал, что библиотека Ярослава Мудрого спрятана в подземных палатах в Киеве. Из рассказов украинских историков нам известно о находке собрания рукописных книг при прокладке коллектора на территории правительственных дач под Киевом. - Книги хранились в подземной палате. (Теперь книги находятся в Чернобыльской зоне.) Стеллецкий предупреждал о возможности постепенного разрушения зданий, под которыми находятся «исторические пустоты» (ходы, остатки старинных построек и т. п.). Трещины были найдены не только в здании Библио¬теки имени Ленина, но и в зданиях Большого и Малого театров, Метрополя. Можно было бы долго приводить подобные примеры. Но мы остановимся лишь на одном. Игнатий Яковлевич утверждал, что подземная Москва еще заявит о себе всему миру. В последние годы все чаще появляются статьи, авторы которых пытаются рассказать о подземной Москве.

Они с уверенностью заявляют, что в 30-е годы были найдены подземные ходы, приводящие из «дворца Юсупова» в Кремль, из храма Христа Спасителя в дом Пашкова и на Боровицкий холм. На самом же деле подземный ход из «дворца Юсупова» не был пройден до конца из-за наличия удушливых газов. Подземелье под храмом Христа Спасите¬ля имело заложенные арки, за которыми, возможно, были ходы, но не к дому Пашкова, а к подземной галерее, обнаруженной Стеллецким на ул. Маршала Шапошникова. Авторы подобных публикаций беззастенчиво используют «оскол¬ки» плана подземной Москвы, составленного Стеллецким, но при этом имени Игнатия Яковлевича никто не упоминает. Стеллецкий составлял свой план как на основе фактического материала (у него были сведения о 350 подземных точках , на 200 точек был описательный и иллюстративный материал), так и на основе собственных версий, чего современные авторы не учитывают.

В настоящее время изучением подземных сооружений древности в Москве занимается малое государственное предприятие «Фром». При поиске тайников используются материалы архивов, сейсмозондирование, гравиразведка, разведка георадаром, биолокационная съемка, бурение и осмотр скважин телесистемами.

Работы ведутся в бывшем доме Пашкова, в Серпуховском и Новодевичьем монастырях. Уже первые исследования в доме Пашкова привели к интересным находкам. Во дворе дома, в подвале старого флигеля обнаружен колодец, не имеющий аналогов в нашей стране. Диаметр его — 5 метров. Выложен он из белокаменных блоков. В настоящее время колодец расчищен на 16 метров от земли и щебня, которыми он был засыпан предположительно в 30-е годы XX века. После укрепления стен колодца расчистка его будет продолжаться. Считают, что он является развилкой подземных ходов. В соседнем строении в подвале найден «черный ящик» — палаты без входа. Под ними обнаружена белокаменная камера размером 2X2 метра. Возможно, что это остатки некогда стоявшего здесь дворца великой княгини Софьи Витовтовны (XV в.). Дальнейшие ра¬боты наверняка приведут к новым находкам.

Документальная история библиотеки Ивана Грозного была написана Стеллецким в 1944—1948 годах. Состояла она из трех томов, но последний том в ЦГАЛИ СССР передан не был. Местонахождение его неизвестно. Поскольку в фонде Стеллецкого хранятся дневниковые записи о раскопках в Кремле, мы попытались заменить ими недостающий третий том. В 1933—1934 годах Игнатий Яковлевич Стеллецкий вел дневник на украинском языке, часто сокращал слова. После его смерти Мария Михайловна Исаевич перевела записи на русский язык. Некоторые слова в рукописи перевода невозможно разобрать. Из-за бесконечных болезней Игнатий Яковлевич не закончил работу над книгой. Рукопись требовала хотя бы минимальной редакторской обработки, некоторые разделы не имеют прямого отношения к истории библиотеки и ее поиску и потому опущены. Сокращению подлежали главы, где шел повтор той или иной информации (переписка Стеллецкого с читателями, с Академией наук по вопросу поиска библиотеки Грозного).

[Gosha]

Византия стоит как-то особняком в истории. Она обладает своим собственным резко выраженным лицом, - но лицом застывшим, как бы окаменевшим. У византийцев, по характеристике Гиббона, «безжизненные руки», держащие мертвые богатства предков, «вялые умы», за десять веков ни одного открытия. Их история кажется сухой и бесстрастной, что, однако, не мешало их царскому трону почти постоянно стоять в потоках крови. Единственной, по-видимому, их немеркнувшей страстью была ненависть, ненависть к католической церкви, перенесенная на иностранцев и все западное. Эту свою непримиримость к «латынам» - передали они по наследству и русскому народу. [...]

[Gosha]

В общем и целом, историю Византии ученые как бы обходили стороной. На это жаловался и такой горячий ее адепт, как Ф. И. Успенский, когда предсказывал: «Мы весьма медленно усвояли себе заимствованную культуру, в этом нельзя слагать ответственность на греков. Когда через сто лет (т. е. в 1988 г.) будет праздноваться тысячелетие просвещения России христианством, тогда, надеюсь, будут популярней византийские занятия: ученые будут доказывать, что XX столетие открыло в Византии клад, обогативший русскую науку, давший ей национальное содержание. - В изучении Византии заключаются насущные потребности русской науки и нравственный долг русского народа». [...]

[Gosha]

Среди Палеологов находим ряд библиофилов и людей пера. Перу, например, Михаила Палеолога принадлежит - автобиография и устав монастыря - Димитрия Солунского; Мануилу II Палеологу — подлинное педагогическое сочинение.

[Gosha]

Владельцы крупных библиотек, императоры византийские Андроник Палеолог и Кантакузен, посвятив себя Афону, передали ему, как отмечено, и свои собрания книг.

[Gosha]

Император Мануил II, отец последнего византийского императора, был большим книголюбом: он не только сохранил отцовское книжное наследие, но и самолично приумножил его. Свою страсть к книгам Мануил II передал и сыновьям своим, особенно младшему, Фоме Палеологу.

[Gosha]

Всего сыновей у Мануила было четверо: двое старших царствовали, Иван VII, женатый на московской княжне Анне и принявший унию на Флорентийском соборе,— 22 года, его брат Константин XI (Последний) — всего шесть лет. Он пал смертью героя при защите своей столицы и империи: обезображенный до неузнаваемости труп его (признан по золотым бляхам на порфире) был найден в - проломе городской стены.

[Gosha]

Младшие сыновья — Димитрий и Фома — были всего только удельными князьями (деспотами] в . Пелопоннесе (Греция). .
Когда уже совершенно неизбежным представлялось крушение империи и гибель столицы, Фома Палеолог находился в отцовском дворце, без устали работая над подготовкой к эвакуации наиболее ценных реликвий из царской и патриаршей библиотек.
Отобранные им книжные и рукописные раритеты были размещены в добротных ящиках, числом (на основании данных, о которых ниже] до 300 штук.

[Gosha]

БИБЛИОТЕКА ПО МОРЯМ

Вместе с семейными реликвиями [...] Фома погрузил сундуки-ящики с книгами на корабль и отплыл в свою деспотию. Была тайная надежда отсидеться там. Но тревожно было вокруг: турки с каждым годом придвигались все ближе; шесть лет ящики с книгами оставались нераспакованными.

[Gosha]

Неожиданно турки овладели половиной Морей; надо было опрометью бежать. Это было в 1459 г. Спешно погрузив на корабль семью и книжные ящики, Фома [...] почти без денег, отплыл на о. Корфу, под покровительство венецианцев, зарившихся на Морею, как выгодный для их торговли географический пункт. Оставив затем семью на острове, Фома с грузом ящиков отправился в Рим [...].

[Gosha]

Фома Палеолог торжественно вступил в Рим 7 марта 1461 г. Свиту его составляли 70 всадников и 70 пехотинцев. [...] Папский прием состоялся в зале, называемой papagallo. Оттуда кардиналы проводили Фому до его временных покоев. 15 марта папа (это был Пий II2) после богослужения вручил Фоме золотую розу: такой чести удостаивались только немногие государи. (Роза — маленькое растение с золотыми листьями, украшенными сапфирами.)

[Gosha]

В традициях Рима и Ватикана было всегда проявлять участие к чужому несчастью: низложенные государи неизменно встречали там царственное гостеприимство. Поэтому Фома был помещен на папское иждивение в Санто-Спирито [...]. Это обширное здание, основанное саксами еще в VIII в., имело церковь, школу и странноприимный дом. Ежемесячная пенсия в 300 золотых была назначена Фоме, лишенному всяких средств. Кардиналы от себя прибавили еще 200. Этого было довольно для скромного образа жизни. Венеция предлагала Фоме вдвое больше, но — безуспешно. [...] Многие думали о нем, как об императоре будущей Византии, отнятой у турок. Великодушный и щедрый характер Фомы располагал в его пользу соотечественников.

[Gosha]

Навсегда покидая свою резиденцию в Патрасе, Фома взял с собой православную реликвию, чтимую городом,— главу св. Андрея. По настоянию папы Пия II он отдал главу Риму: святыня была помещена в соборе св. Петра навсегда. Стечение народа было громадное; старожилы не помнили ничего подобного. Перед храмом кардинал Виссарион произнес свою большую речь, с ним рядом стоял кардинал Исидор, старый и больной. Пий II ответил в кратких словах с пожеланием крестового похода.

[Gosha]

У Фомы хранились и другие реликвии культа: рука Предтечи и клобук с драгоценными камнями; рука Крестителя была потом продана Сиене за 1000 дукатов. А покамест — император Византии был гол как сокол. До такой степени, что, прибыв с грузом в Рим, послал просить папу о мелочи — расплатиться... с подводчиками! А их было много — целых 70. И все повозки, груженные ящиками. А что в них — никто не знал (Пирлин выудил этот драгоценный факт из венецианских и флорентийских архивов). Папа послал Фоме для оплаты обозных 700 дукатов.

[Gosha]

Очевидцы полагали, что сундуки с царским добром [...]. А на самом деле это были ящики с драгоценным грузом: с книгами и рукописями византийской царской и патриаршей библиотек! Если положим ориентировочно на подводу четыре ящика, а в ящике минимум десять книжных единиц, получим в среднем огромную библиотеку в 2800 греческих и иных книг и рукописей. [...]

[Gosha]

Водворившись лично и разместив драгоценные книжные сундуки в отведенном ему, как отмечено, поместительном [...] здании, Фома стал ждать прибытия в Рим из Корфу своей жены и троих детей (Зои, Андрея и Мануила, старшая Елена была уже замужем за сербским королем Лазарем II).

[Gosha]

Однако проходили месяцы, а о семье ни слуху ни духу; Фома уже считал своих детей погребенными на дне морском. Отсюда тоска и тяжелая болезнь, в 7—8 дней унесшая его в могилу (2 мая 1465 г.). Иные считали его жертвой чумы. Его останки были погребены в склепе св. Петра. [...]

[Gosha]

ДВУЛИКИЙ ЯНУС

Перед смертью Фома избрал кардинала- грека Виссариона душеприказчиком и опекуном своих детей, изъявив, по мнению Ф. И. Успенского, согласие на воспитание их в католическом духе. Дети Фомы прибыли на другой день после смерти отца. Виссарион всячески заботился, чтобы обезопасить детей Фомы от чумы, свирепствовавшей тогда в Риме. По соглашению с папой, он до октября направил их в Синьен, в замок епископа, бывшего секретаря Виссариона.

[Gosha]

Относительно воспитания юных Палеологов существует один источник: программа занятий и жизни, составленная Виссарионом 9 августа 1465 г. Сам Виссарион происходил из бедной и незнатной греческой семьи и достиг положения благодаря только своим личным достоинствам и талантам. Пришлось ему жить на Западе: узнал он латинян, цену денег, личных дарований.

[Gosha]

Язык программы, данной им педагогу принцев, по имени неизвестному, отличается своей резкостью. [...] Виссарион держал принцев, как говорится, в ежовых рукавицах. Как-то в пути, во время молитвы о папе, принцы покинули церковь. Виссарион поставил им ультиматум: либо следовать его советам, либо покинуть Запад!

[Vittpitt]

Тема для чтения.

[Gosha]

Решительным было влияние Виссариона на судьбу Софьи, вокруг которой отныне для нас весь исторический интерес. В каком направлении? По категорическому утверждению академика Ф. И. Успенского, «не может быть сомнения, что после смерти отца в 1465 г. Софья воспитывалась в римском обряде».

[Gosha]

Но почему же в таком случае Софья, очертя голову, объявила открыто себя православной, едва вступив на русскую землю? Названный академик на этот счет в сильном смущении: «Не должен ли был Виссарион, снаряжая Софью в Москву, дать ей секретные наставления о вере» или не был ли план воспитания «фиктивным, мистификацией»? Сам Пирлинг не ' доходил до такой мысли, хотя, по его словам, «душа великого кардинала целиком обнаруживается в этом документе», т. е. в программе занятий и жизни юных Палеологов.

[Gosha]

Выходит, что Янус-Виссарион, научая Софью правилам католической церкви, в то же время внушал ей оставаться преданной вере отцов. Ф. И. Успенский приводит и мотив — «питал надежду на политическое возрождение. Византии» с помощью восточного православного царя. Пирлинг, однако, другого мнения, заявляя категорически: «Зоя была католичкой, явно придерживавшейся римского обряда».

[Gosha]

ЖЕНИХИ ЗОИ

Виссарион находил Зою (так она звалась до вступления на русскую землю) достойной ее знаменитых предков, ласковой и прекрасной, умной и осторожной. Он мечтал о царском венце для нее. Зое было лет 12, но красота ее уже гремела. Для сына Людовико Гонзаги искали невесту. Людовико собрал сведения о ее отце, тот оказался нищим. Жена Людовико решительно выступила против «невесты без копейки». Сам он был того же мнения: не по средствам взять невесту-бесприданницу.

[Gosha]

Смерть отца и неудачный крестовый поход папы Пия II мешали пристроить Зою. Тут — темный пункт в истории Палеологов.