Русско-Японская война ⇐ Русско-японская война

[Gosha]

В сентябре следующего года этот банк содействовал получению Россией концессии на железную дорогу, проходящую через Маньчжурию. Новая ее ветка, Китайско-Восточная железная дорога (КВЖД), имела своей целью обеспечить строившейся в то время Транссибирской магистрали прямое сообщение между Читой и Владивостоком.

В марте 1898 г., после того как Германия получила концессию в Киао-чжоу, Россия воспользовалась своим влиянием в Китае, чтобы добиться двадцатипятилетней аренды Квантуна, включая гавань Порт-Артур на оконечности Ляодунского полуострова. По этому же соглашению Россия вырвала у Пекина также и концессию на Южно-Маньчжурскую железную дорогу (ЮМЖО), связывающую Порт-Артур и новый торговый порт Дальний с КВЖД. За какие-то три года России удалось выполнить многие из задач, намеченных в свое время Обручевым в отношении российских интересов на Дальнем Востоке, и притом без значительного увеличения своих морских и сухопутных сил в этом районе.

[Gosha]

Строительство и охрана КВЖД и ЮМЖО в конечном счете привели к своего рода оккупации северной и центральной Маньчжурии, в результате чего протяженность сухопутной границы России на Дальнем Востоке уменьшилась наполовину. Россия также приобрела незамерзающий порт, которого ей так отчаянно не хватало в этом регионе. Практически она создала себе в Маньчжурии сферу влияния, с возможностью распространения этой сферы влияния на Корею.

Однако вместе с тем Россия, как и предсказывал Обручев, столкнулась с негативной реакцией Японии. Уже в сентябре 1897 г. российский уполномоченный в Токио барон Р.Р. Розен в своем отчете отмечал, что российские действия в Корее были восприняты японцами как двуличные, а это повлекло за собой увеличение вдвое японских военных расходов. В 1903 г. эти расходы, по его мнению, достигнут кульминации с созданием мощного флота, оснащенного современными линкорами.

Розен предупреждал: «Невозможно сомневаться в том, что предпринимаемые Японией громадные вооружения направлены против нас и что она усиленно готовится к вооруженному столкновению с нами».

[Gosha]

В связи с тем что Россия ввязалась в войну с Британией, Розен предвидел совместное британско-японское нападение на плохо подготовленные дальневосточные владения России. Тем временем у России на всем Дальнем Востоке было всего пять значительных морских судов, и им не хватало подходящих портов и пунктов погрузки угля.

В случае войны на Дальнем Востоке пополнение запасов русского флота «будет, так сказать, держаться на честном слове».

По мнению Розена, лучшим выходом было бы попытаться достичь временного соглашения с японцами. В противном случае разногласия по корейскому вопросу приведут к войне с Японией. Одновременно он умолял власти в Санкт-Петербурге внимательно читать отчеты лейтенанта И.И. Чагина, морского агента в Японии, который доподлинно представлял себе масштаб наращивания японского флота. Как Чагин, так и его коллега капитан 2-го ранга А.И. Русин должны были стать для Санкт-Петербурга неоценимыми источниками разведывательной информации относительно флота.

[Gosha]

Приобретение Порт-Артура и планы усиленного строительства японского флота вскоре привели к гонке вооружений на дальневосточном флоте, которая быстро истощила российские ресурсы.

Начиная с 1880-х годов Россия была вовлечена в энергичную кораблестроительную программу, которая сделала ее третьей по мощи из морских держав Европы. Морское министерство утвердило свою программу на 1895-1902 гг. только в 1895 г. Однако уже два года спустя великий князь Алексей Александрович, дядя царя и номинальный глава Морского министерства, предпринял попытку пересмотра этой программы в соответствии с новыми обстоятельствами на Дальнем Востоке. Совещание высокопоставленных чиновников флота, прошедшее в декабре 1897 г. под его председательством, рекомендовало выделить дополнительные ассигнования на грандиозную дальневосточную кораблестроительную программу, благодаря которой к 1905 г. удалось бы добиться паритета с Японией на море.

[Gosha]

В общей сложности эта программа заключалась в строительстве пяти новых линкоров и шестнадцати новых крейсеров первого ранга наряду с разнообразными минными и вспомогательными судами. У министра финансов России С.Ю.Витте, который изначально поддерживал програм:му дальневосточного развития, теперь появились серьезные опасения, но несмотря на это, он согласился выделить 90 миллионов рублей на программу развития флота из экстраординарных фондов, не входивших в основной государственный бюджет на 1898 г.

[Gosha]

Среди высокопоставленных офицеров флота контр-адмирал С.О.Ма- каров, герой русско-турецкой войны 1877-1878 гг. и ведущий теоретик минной и торпедной войны, один из немногих выразил свое несогласие. На совещании под председательством великого князя Макаров был практически единственным, кто выступил против новых расходов на капи¬тальное кораблестроение.

Вторя Обручеву, высказавшему те же аргументы несколькими годами ранее, Макаров утверждал: «Японский флот во время войны с нами будет иметь громадные стратегические преимущества, ибо он будет опираться на многочисленные вооруженные порты японских владений, окружающих кольцом наши берега, и в его руках все подступы к нам».

[Gosha]

Следовательно, по оценке Макарова, «потому небольшое численное превосходство в судах с нашей стороны не обеспечивает за нами командование морями, омывающими японские берега». Перед тем как начинать грандиозное кораблестроительство, Макаров призывал хорошо продумать план или даже несколько планов по использованию разных типов судов на Дальнем Востоке.

Он даже утверждал, что «детальное рассмотрение вопроса покажет, что нам придется отказаться от мысли командовать всеми морями, омывающими японские берега, и ограничиться более скромной задачей - помешать высадке десанта на материк». Задавшись этой целью, русские могли бы приступить к выполнению более ограниченной кораблестроительной программы и вместе с тем, возможно, овладеть Порт-Артуром и укрепить его как бастион, защищающий от японского вторжения. Однако Макаров признавал, что там сможет базироваться лишь небольшой отряд торпедных судов.

[Gosha]

Невзирая на авторитетное мнение Макарова, совещание по флоту полным ходом устремилось в сторону рекомендаций великого князя. В официальном отчете зафиксировано: «Совещание, однако, не призна¬ло необходимым рассматривать какие-нибудь планы наших действий на Дальнем Востоке». Вместо этого оно постановило, что «наш флот на Дальнем Востоке, подобно флотам иностранным, должен состоять из таких типов, т.е. броненосцев и крейсеров, которые могли бы формировать эскадры, способные к всяким действиям, даже и помимо японцев».

Паритет стал своего рода эталоном, поскольку «совещание признало совершенно правильным, что на первое время и соображения об его размерах следует делать по сравнению с этим последним [японским флотом]». По всей видимости, Мэхэн метафорически возобладал над Макаровым.

[Gosha]

Но ситуация на Дальнем Востоке никогда не была ясно очерченной, по большей части потому, что Порт-Артур не удовлетворял требованиям, предъявляемым к большой, удачно расположенной и хорошо оборудованной базе флота. Эпоха паровых турбин, работающих на жидком топливе, еще не настала, и большим военным кораблям требовались станции погрузки угля и внушительные средства для ремонта и переоборудования.

Владивосток не подходил по параметрам, поскольку он был расположен слишком далеко от ключевого пункта военных действий - Корейского пролива, в зимнее время замерзал и не имел свободного выхода в океан. Порт-Артур был в лучшем случае компромиссным решением, и насчет его достоинств были существенные разногласия еще до того, как Санкт-Петербург подписал соглашение об аренде. Однако, поскольку щекотливые обстоятельства препятствовали использованию базы в Мозампо на мысе Корейского полуострова и поскольку японцы не собирались предоставлять русским дополнительные арендные привилегии, за неимением лучшего остановились на Порт-Артуре.

[Gosha]

На самом деле, Порт-Артур как база являлся кошмаром каждого офицера флота. После недавней войны и эвакуации японцев гавань была усеяна обломками судов, но даже и при более благоприятных обстоятельствах пристани были недостроены и неудобны, и не одна из них не была приспособлена для приема крупномасштабных судов.

Внутренняя бухта была ограниченных размеров и нуждалась в значительном углублении для размещения судов с глубокой осадкой. Но что еще хуже, для того чтобы выйти из этой бухты в открытое море, нужно было пройти через канал длиной в два километра, настолько узкий и мелкий, что большие корабли могли выбираться оттуда лишь очень медленно и по одному. Процесс этот был настолько затруднен, что целой эскадре на то, чтобы выбраться из порта, потребовалось бы время, достаточное для двух приливов и отливов.

[Gosha]

Другие недостатки лишь дополняли список стратегических дефектов Порт-Артура. Даже при постепенном введении мощной русской Тихоокеанской эскадры развитие новой базы без сети вспомогательных портов и аванпостов позволило бы в лучшем случае осуществлять лишь частичный контроль над Желтым морем.

Во-вторых, при условии малонаселенности региона и отсутствии транспортной инфраструктуры, которую Обручев некогда предусматривал в своем варианте расширения присутствия России на Дальнем Востоке, Порт-Артур оставался изолированным аванпостом, соединенным с собственно Россией слабой и длинной линией коммуникации. Порт должна была связывать с Россией железная дорога. Между тем экономическое и коммерческое развитие потребовало бы многих лет, возможно, даже десятилетий, прежде чем местные ресурсы смогли бы сделать Порт-Артур более автономным. Наконец, сама природа ограниченного выхода из внутренней гавани означала, что перед надвигающимся сражением части русского военно-морского флота должны сперва стать на якорь на внешнем рейде, что делало их уязвимыми перед возможной внезапной атакой.

[Gosha]

В то время как эти проблемы причиняли очевидное беспокойство, до какого-то момента они воспринимались как сложные задачи отдаленного будущего. Транссибирскую железную дорогу (с разрывом на озере Байкал) достроили только к 1902 г., а КВЖД только к 1903.

Русскую Тихоокеанскую эскадру перевели в Порт-Артур из Владивостока только к 1901 г.. Тем временем в течение 1898 и 1899 г. казалось, что русские работают над временным соглашением с японцами, причем подразумевалось, что Япония сохранит сферу влияния в Корее, тогда как русские оставят за собой свою собственную сферу влияния в Маньчжурии. К неудовольствию японского правительства, Россия продолжала умеренное наращивание военного потенциала в регионе, по официальной версии для обеспечения безопасности Порт-Артура, КВЖД и ЮМЖД. Более того, невзирая на всю риторику по поводу возможного определения сфер влияния, русские продолжали вмешиваться во внутренние дела Кореи, где коммерчески заинтересованные лица, близкие ко двору российского императора, соперничали между собой за субсидии и права на разработку местных концессий.

[Gosha]

Боксерское восстание 1900 г. существенно изменило и без того неустойчивую дальневосточную ситуацию. Разнообразные боевые действия, стянувшие в Китай европейские, русские и японские военные силы, привели к частичной мобилизации морских и сухопутных войск царской России не только на Дальнем Востоке, но и в соседней Сибири и даже временно в европейской части империи.

В общей сложности Военному министерству удалось отмобилизовать 230 000 военнослужащих, хотя большинству пришлось остаться либо на месте, либо пойти на подкрепление войск Приамурского военного округа. Свыше 65 тысяч были направлены как для оказания поддержки зарубежным представительствам в Пекине, так и для усмирения восставших и оккупации значительной территории в трех северо-восточных провинциях Китая.

[Gosha]

Русские войска и вспомогательные подразделения охраны в Маньчжурии, защитив русские пограничные поселения, одновременно подавили местные возмущения и обеспечили безопасность КВЖД и ее ответвлений. Стоимость «помощи» с стороны Военного министерства составила 65 млн. рублей.

По прекращении военных действий русские продолжали оккупировать большую часть Маньчжурии, и это продолжительное присутствие русских войск в совокупности с постройкой флота в Порт-Артуре укрепили решимость японцев противостоять России и привели к дальнейшим приготовлениям к возможной войне с Россией на Дальнем Востоке.

[Gosha]

Куропаткин чувствовал себя крайне неуютно ввиду этой перспективы. Он понимал, что без возможности быстрого подкрепления с запада русские диспозиции на Дальнем Востоке в лучшем случае неубедительны. Хотя позже он признает правомерность царских указаний 1898 г. об ук¬реплении позиций на Дальнем Востоке, поскольку они позволили России с большей легкостью справиться с ситуацией 1900 г., собственные мысли военного министра были менее оптимистичными. В записке графу В.Н. Ламсдорфу от 25 мая 1901 г.

Куропаткин жестоко критиковал так называемые «новые смелые планы» министра иностранных дел по отношению к Дальнему Востоку и предупреждал, что российские военные ресурсы уже практически израсходованы.

[Gosha]

Куропаткин писал, что Военное министерство никогда не поддерживало наступательных действий в Ки-тае, и даже повторял утверждение генерала С.М. Духовского, бывшего ге¬нерал-губернатора Приамурья, что не в интересах России форсировать продвижение Транссибирской магистрали за Амур. Военное министерство не требовало аренды Порт-Артура, но рассматривало его приобретение лишь как меру «с целью создания морской базы в Тихом океане для нашего флота». Куропаткин предсказывал, что любое существенное затруднение на Дальнем Востоке необходимо потребует переброски войск с запада «где готовность наша для успешной борьбы с коалицией (Тройственным Союзом) далеко не может считаться обеспеченной».

Тем временем, поскольку русские войска были разбросаны по Маньчжурии небольшими группами для охраны КВЖД, Военное министерство не могло санкционировать «преследование каких-либо задач». Действительно, Куропаткин полагал, что русские сухопутные войска на Дальнем Востоке «не готовы к войне с Японией вследствие относительной незначительности и в особенности вследствие разброски наших сил... в особенности, если борьба будет вестись на корейской территории».

[Gosha]

Озабоченность Куропаткина возможными издержками на дальневосточные обязательства была вполне обоснованной. Уже в 1900 г. он жаловался, что расходы на реконструкцию флота в совокупности с затратами на создание необходимой инфраструктуры отвлекали внимание от запад¬ной военной границы. И шаги по ограничению вооружения, сделанные царем на конференции в Гааге в 1899 г., не могли компенсировать этого невнимания.

Куропаткин напоминал, что западная военная граница лишилась более 100 миллионов рублей, а для размещения гарнизона в Порт-Артуре потребовалось сократить численность войск вдоль западной границы на 6600 человек. Он полагал, что это сокращение создает серьезную угрозу, учитывая агрессивную настроенность Австро-Венгрии и Германии. Словами, достойными пера Обручева, Куропаткин писал, что «европейский фронт» остается для России самой насущной проблемой. Он выступал против дальнейшего строительства флота на Дальнем Востоке, потому что Россия, по его словам, держава сухопутная и «пока таковой останется, ее главный оплот, конечно, силы военно-сухопутные».

[Gosha]

Это утверждение, вероятно, плохо согласовывалось с намерением царя увеличить активность на Дальнем Востоке. По-видимому, в ответ на обвинение в «перенапряжении сил империи» Николай II уже 15 марта 1902 г. предложил дополнительное сокращение военных расходов на западе. По его плану, в мирное время линию размещения военных частей, противостоящих Австро-Венгрии и Германии, следовало оттянуть дальше на восток, тем самым добившись экономии в войсках и инфраструктуре.

Однако при этом появлялся риск уступить неприятелю две трети тер¬ритории Польши, подконтрольной Российской империи. В ответ на предложение царя Куропаткин напомнил ему об обязательствах России в отношении Франции в случае возможной будущей войны с Тройственным союзом. 26 октября 1902 г. император вернулся к этому вопросу, и на сей раз переубедить его оказалось не так-то просто. Куропаткину пришлось отвечать детальным отчетом, выявившим истинную цену возможной передислокации западных войск, включая расходы на новое строительство в размере 200 миллионов рублей, а также отказ от военных инвестиций в русской Польше на сумму 628 миллионов рублей. Поставленный перед такими цифрами, император прекратил настаивать на пересмотре оборонительного расположения войск на западе.

[Gosha]

Тем не менее, вопрос распределения скудных военных ресурсов между востоком и западом оставался насущным. Так, в марте 1903 г., когда в Военном министерстве составлялся запрос на ассигнования на 1904-1908 гг., подполковник Главного штаба С.К. Добророльский докладывал, что за последние семь лет бюджет военно-морского флота увеличился на 66%, в то время как бюджет армии вырос всего лишь на 12%. Несмотря на главенствующее значение армии в обороне как европейской части России, так и Дальнего Востока, бюджет военно-морского флота в то время сос¬тавлял 35% бюджета армии. А это означает, что с 1883 г. бюджет военно-морского флота увеличился в три раза.

[Gosha]

В июле 1903 г. генерал-адъютант Куропаткин докладывал императору, что целых два армейских корпуса выделено (хотя еще и не передислоцировано) из европейской части России для подкрепления сил на Дальнем Востоке на случай войны с Японией. Министр обороны утверждал, что эти войска будут насущно необходимы на западе, если начнется всеобщая европейская война.

Хуже было то, что Россия неуклонно уступала Австро-Венгрии и Германии в стратегической конкуренции по увеличению пропускной способности железных дорог в ее западных пограничных областях. Железная дорога являлась основным способом переброски и сосредоточения войск в военное время, и Россия в тот момент настолько проигрывала от такого относительно невыгодного стратегического положения, что полковник Главного штаба М.В. Алексеев попросту признавал «полное превосходство над нами» соседних держав.

[Gosha]

При этом он особо подчеркивал, что и без того скудные государственные средства уходят на строительство Транссибирской железной дороги, которое «почти прекратило развитие и совершенствование железнодорожной сети в западной половине нашего государства». Образовавшаяся в результате недостаточность пропускной способности вдоль западных пограничных областей вынудила Главный штаб прибегнуть к чрезвычайной стратегии.

Чтобы возместить потенциальное превосходство противника в отношении быстрой мобилизации и сосредоточению войск, перебрасываемых по железной дороге, российское военные планирование предусматривало массовые набеги кавалерии в Восточной Пруссии и Галиции в начале крупного военного конфликта в Европе. Предполагалось, что в самом начале мобилизации командующие тремя пограничными военными округами на западе направят 200 кавалерийских эскадронов на вражескую территорию, где их основной задачей будет проведение операций против железнодорожных линий, что «заставит противника удалить от нашей границы станции высадки войск».

[Gosha]

Такой паллиатив не удовлетворял авторов военного планирования, которым приходилось иметь дело с печальным фактом неадекватного распределения ресурсов между востоком и западом. Однако Николай II потерял еще несколько месяцев драгоценного времени, прежде чем попытался придать большее единство организационному видению и действиям, соответствующее его общей имперской политике в целом.

30 июля 1903 г. он учредил Дальневосточное наместничество и Особый комитет по делам Дальнего Востока, который должен был наблюдать за действиями наместника.

Однако назначение всесильным наместником генерал-адъютанта адмирала Е.И. Алексеева, незаконнорожденного дяди царя, лишь затруднило продолжающиеся переговоры с японцами о Маньчжурии и Корее и практически никак не способствовало единству военного планирования на суше и на море.

[Gosha]

Между тем членство в Комитете мини¬стра финансов Витте и военного министра Куропаткина фактически гарантировало, что их министерские интересы (развитие железнодорожной сети и защита западной границы) будут приняты во внимание в первую очередь в ущерб увеличению затрат на армию и флот на Дальнем Востоке. Что еще хуже, присутствие двух представителей «безобразовской группы» (А.М. Абазы и Н.Г. Матюнина) обеспечивало легитимность авантюристам из числа лиц, приближенных к трону, искавших личной выгоды в разнообразных махинациях с русскими концессиями в Корее.

По сути дела, Комитет представлял собой версию имперских «лебедя, рака и щуки», и позднее авторы официальной военной истории 1904-1905 го¬дов не без оснований приписывали недостаточность ассигнований на подготовку к войне на Дальнем Востоке «принципиальным взглядам» высокопоставленных чиновников, и в особенности министра финансов и военного министра, мнение которых имело значительный вес в решении вопроса об этих ассигнованиях.

[Gosha]

В результате, несмотря на то, что царь делал упор на первоочередную важность Дальнего Востока, недостаток ресурсов сказался на подготовке России к ожидаемой войне с Японией. К началу 1903 г. мало что было сделано для укрепления крепости в Порт-Артуре против нападения как с суши, так и с моря.

[Gosha]

Посещение Куропаткиным Дальнего Востока летом 1903 г. дало толчок новым ассигнованиям и подготовке, но он по-прежнему проявлял скупость в ответ на запросы наместника Алексеева на дополнительные войс¬ка и ассигнования. Хотя Куропаткин и докладывал царю, что «отныне мы можем быть спокойны за судьбу Порт-Артура», согласно последующим официальным отчетам, укрепление обороны крепости находилось в прискорбном состоянии и не было закончено к началу войны в январе 1904 г. Что еще хуже, боеготовность флота особенно пострадала от не¬достаточных ассигнований на пополнение запасов горючего угля, на огневую боеподготовку и на абсолютно необходимые морские учения. В результате русская эскадра была не готова к боевым действиям, несмотря на постепенное наращивание сил в период между 1901 и 1904 гг. Недостаточной подготовленностью, без сомнения, объясняется пассивность команд-ного состава военно-морского флота на Дальнем Востоке. С другой стороны, боеготовность русских сухопутных войск улучшилась, но они страдали от недостатка современной скорострельной полевой артиллерии, у них не хватало передовых войск и горной артиллерий.