Sergio: ↑11 фев 2018, 01:42
В наше время уже знает не только Бог, но и археологическая наука. Множественные следы пожарищ, обнаруживаваемые при ракопках Новгорода, относят именно к этим событиям. Во всяком случае, их можно использовать как косвенное доказательство.
НОВГОРОДСКАЯ ПЕРЕСТРОЙКА
В отличие от киевского юга, где крещение прошло относительно мирно, на севере, в Новгороде, события напротив развивались в драматическом ключе. В связи с нехваткой лиц высшего духовного звания, поставление новгородского епископа состоялось только в 991 или 992 году – им стал простой корсунский священник Иоаким. Но еще в 990 году из Киева в Новгород были отправлены священники, под охраной Добрыни, Владимирова дяди. Миссия имела целью подготовить почву для массового крещения новгородцев. Поэтому проповедники ограничились тем, что обратились к горожанам с вероучительным словом, подкрепленным для вящего вразумления принародным зрелищем «сокрушения идолов» (вероятно, тех, что стояли на княжем дворе, так как главное святилище новгородцев – Перынь – пока не тронули). Итогом стараний киевских учителей было крещение некоторого числа новгородцев и возведение в Неревском конце, несколько севернее кремля, деревянного храма во имя Преображения Господня [см.: Янин В.Л. День десятого века // Знание – сила. 1983. №3.с. 17].
Эта дата, приводимая Никоновской летописью, отличается исключительной точностью. Далее, под тем же годом, летописец замечает: «Того же лета умножение всяческих плодов бысть…» Действительно, как показывают дендрохронологические исследования Б.А. Колчина и Н.Б. Черных, для конца Х века пик роста годичных колец деревьев на территории Новгородской земли приходится на 990 год, что свидетельствует о чрезвычайно благоприятных климатических условиях, сложившихся в этом году [Рапов О.М. Русская церковь в IX – первой трети XII в. Принятие христианства. М., 1988, с. 262, 287].
Сообщение Никоновской летописи о том, что в Новгороде миссионерствовали митрополит с шестью епископами, абсолютно недостоверно - такого количества высших иерархов просто не было. Речь может идти о духовенстве более низкого ранга.
Дальнейшее известно благодаря сохраненному В.Н. Татищевым фрагменту Иоакимовской летописи [144. Татищев В.Н. Собрание сочинений в 8-ми томах: История Российская. М; Л., 1962-1964 (репринт: М., 1994-1995). Т.I, с. 112-113], в основу которого легли воспоминания неизвестного очевидца крещения Новгорода – может быть, самого епископа Иоакима, как думал А.А. Шахматов [Шахматов А.А. Общерусские летописные своды XIV-XV вв. // Журнал Министерства Народного Просвещения. 1900. № 11, с. 183, 185], или какого-то духовного лица из его свиты. У большинства новгородцев проповедь новой религии не вызвала сочувствия. Ко времени прибытия в Новгород епископа Иоакима обстановка там была накалена до предела. Противники христианства сумели организоваться и взяли верх в Неревском и Людином концах (в западной части города), захватив в заложники жену и «неких сородников» Добрыни, которые не успели перебраться на другую сторону Волхова; Добрыня удержал за собой только Славенский конец на восточной (Торговой) стороне. Язычники были настроены весьма решительно – «учиниша вече и закляшася вси не пустити [Добрыню] во град и не дати идолы опровергнути». Напрасно Добрыня увещевал их «лагодными словами» – его не хотели слушать. Чтобы не дать отряду Добрыни проникнуть на городское левобережье, новгородцы разметали волховский мост и поставили на берегу два «порока» (камнемета), «яко на сусчия враги своя».
Силы сторон.
Венные силы Новгорода состояли из плохо вооружённого городского ополчения, гарнизона и вспомогательных отрядов из подвластных городу земель. Всего более 5000 тысяч воинов.
Киевские войска, усиленные Ростовскими отрядами, были гораздо менее внушительными. Всего более тысячи (если учесть что 500 ростовцев, отправленных Добрыней захватить Угоняя, должны были быть, по меньшей мере, половиной войска). Преимущество воинов Владимира перед новгородцами было в качестве бойцов. Хорошо обученные и вооружённые дружинники Добрыни противостояли, по сути, ополченцам.
Военные действия.
Первый этап.
Узнав о приближении Добрыни, со значительными силами, к городу, язычники собрали вече, на котором постановили - не пустить христианское войско в город и не дать разграбить языческие храмы. Но восстанию нужны лидеры. И таковые нашлись в лице волхвов и знати. Волхвы поддержали решение вече по тому, что после христианизации они будут изгнаны или даже убиты. И при любом раскладе, если Новгород удастся крестить, их влияние на горожан будет сведено к нулю. А влияние это было очень высоко, о чём свидетельствует право на вече снимать и назначать князя. С Добрыней в поход отправилась и так называемая новая знать - новый посадник Воробей Стоянович и другие. Старая же верхушка понимала - Владимиру проще заменить их на верных людей, тем более что они не поддержали крещение 990 года. Подъехав к городу Добрыня закрепился в Славянском конце и предложил крестится мирно. Язычники, естественно, отказались. Они первыми перешли к активным действиям, и захватили во дворе Добрыни его жену и "сродников", не успевших перебраться на другую сторону Волхва и встретится с войском воеводы, разбили мост через Волхов и поставили на своем берегу два каменомёта. Теперь уже окончательно стало ясно, что мирным путём противоречия решить не удастся. Добрыня оказался в невыгодном положении - ему придётся атаковать и теперь, если он отступит, Новгород выйдет из подчинения Владимира. Положение язычников было немногим лучше - если они проиграют, то лишатся столь недавно обретённой самостоятельности и будут крещены. Перед вторым этапом боевых действий христианские войска занимали восточную часть города, в то время как язычники – западную.
Положение княжеской стороны осложнялось тем, что городская знать и жрецы примкнули к народу. В их лице восстание приобрело авторитетных вождей. Иоакимовская летопись называет два имени: главного городского волхва («высшего над жрецами славян») Богомила и новгородского тысяцкого Угоняя. За первым закрепилось прозвище Соловей – по его редкому «сладкоречию», которое он с успехом пускал в ход, «вельми претя народу покоритися». Угоняй не отставал от него, и, «ездя всюду, вопил: «Лучше нам помрети, неже боги наша дати на поругание». Наслушавшись таких речей, рассвирепевшая толпа повалила на Добрынин двор, где содержались под стражей жена и родственники воеводы, и убила всех, кто там находился. После этого все пути к примирению были отрезаны, чего, видимо, и добивались речистые предводители язычников.
Добрыне не оставалось ничего другого, как применить силу. Разработанная им операция по захвату новгородского левобережья может украсить учебник военного искусства любой эпохи. Ночью несколько сот человек под началом княжего тысяцкого Путяты* были посажены в ладьи. Никем не замеченные, они тихо спустились вниз по Волхову, высадились на левом берегу, немного выше города, и вступили в Новгород со стороны Неревского конца. В Новгороде со дня на день ожидали прибытия подкрепления – земского ополчения из новгородских «пригородов», и в стане Добрыни, очевидно, прознали об этом. Расчет воеводы полностью оправдался: никто не забил тревогу, «вси бо видевши чаяху своих воев быти». Под приветственные крики городской стражи Путята устремился прямиком ко двору Угоняя. Здесь он застал не только самого новгородского тысяцкого, но и других главарей восстания. Все они были схвачены и под охраной переправлены на правый берег. Сам Путята с большей частью своих ратников затворился на Угоняевом дворе. Тем временем стражники, наконец, сообразили, что происходит, и подняли на ноги новгородцев. Огромная толпа окружила двор Угоняя. Но арест городских старшин сделал свое дело, лишив язычников единого руководства. Толпа разделилась на две части: одна беспорядочно пыталась овладеть двором новгородского тысяцкого, другая занялась погромами – «церковь Преображения Господня разметаша и дома христиан грабляху». Береговая линия временно была оставлена без присмотра. Воспользовавшись этим, Добрыня с войском на рассвете переплыл Волхов. Оказать непосредственную помощь отряду Путяты было, по-видимому, все-таки непросто, и Добрыня, чтобы отвлечь внимание новгородцев от осады Угоняева двора, приказал зажечь несколько домов на берегу. Для деревянного города пожар был хуже войны. Новгородцы, позабыв обо всем, бросились тушить огонь**. Добрыня без помех вызволил Путяту из осады, а вскоре к воеводе явились новгородские послы с просьбой о мире.
Воины Путяты у Татищева названы «ростовцами». Вероятно, в изложении истории крещения Новгорода Иоакимовская летопись придерживалась того же порядка событий, что и Никоновская летопись, согласно которой Добрыня в 991 году (в промежутке между «малым» крещением Новгорода в 990 году и «низвержением Перуна» епископом Иоакимом в 992 году) ходил с епископами «по Русской земле и до Ростова». Отсюда как будто следует, что Путята был ростовским тысяцким, пришедшим на помощь Добрыне. Однако это плохо вяжется с тем фактом, что Путята и его «ростовцы» проявили превосходное знание топографии Новгорода и его окрестностей, позволившее им безошибочно ориентироваться в ночной темноте.
Когда раскопки на новгородском левобережье вскрыли следы огромного пожара, охватившего в 989 году территорию Неревского и Людиного концов, В.Л. Янин заявил, что обнаружена археологическая иллюстрация к событиям, описанным в Иоакимовской летописи [Янин. День десятого века, с. 17-18]. По-моему, на это есть что возразить. Во-впервых, 989 году – год похода на Корсунь – в качестве даты крещения Новгорода выглядит проблематично: распылять силы было не в интересах Владимира. Во-вторых, показание Иоакимовской летописи «повеле у брега некие домы зажесчи» не соответствует масштабам пожара 989 года. В-третьих, высадка войска Добрыни произошла в одном месте (скорее всего в Людином конце, южнее кремля), следовательно, поджечь другой конец города, он не мог (парируя этот довод, Янин предположил, что Неревский конец подожгли сами новгородцы пустив встречный пал, то есть огонь должен пожрать - огонь, но это противоречит тексту Иоакимовской летописи, но не здравому смыслу).
Второй этап.
К язычникам, со дня на день, должно было подойти большое подкрепление. С таким численным перевесом новгородцы получили бы хороший шанс выгнать Добрыню из города. Для него стало очевидно - если он не хочет долгой войны, атаковать надо сейчас. С наступление ночи 500 ростовцев воеводы Путяты переправились вниз по Волхову, высадились на левом берегу, немного выше города, и вступили в Новгород со стороны Перыни. Поскольку они прошли капище, не тронув его, язычники решили, что это и есть то самое подкрепление и не подняли тревогу. Не теряя времени Путята отправился ко двору командующего силами язычников Угоняя. Там главари язычников как раз проводили совет. Все они были схвачены и из-за неорганизованности язычников переправлены к Добрыне. Путята, с хорошо обученными и опытными воинами, утвердился во дворе Угоняя. Восстание осталось без предводителей, освободить которых не представлялось возможным. И все же нашлись люди, способные направить войско, понявших свою ошибку, стоившую им победы, ополченцев, около 5000 числом на отряд Путяты. Но единого руководителя всё же не было, и штурм двора тысяцкого получился хаотичным. Путята же понимал, что язычники распознают обман и успел подготовиться. Его отряд, пользуясь удобством позиции грамотно оборонял свой аванпост на западной стороне от многократно превосходящих, но плохо обученных и вооруженных сил новгородцев. Какая-то часть особо фанатичных язычников принялась мстить христианам, разрушая их дома и церковь Преображения Господня. Но без поддержки основных войск удерживать двор даже в течение нескольких дней было невозможно. И Добрыня решет переправить всех воинов.
Третий этап.
Замысел киевского воеводы удался и теперь оставалось лишь грамотно переправить войска, а поскольку язычники были заняты боем с Путятой и погромами, переправа не охранялась или охранялась малым числом воинов. Беспрепятственно переправившись основные киевские войска решили на всякий случай все же не вступать в битву (возможно к моменту переправы положение Путяты было совсем плохо, и Добрыня опасался, что он начнёт сражение, а двор Угоняя захватят, и на выгодный позиции окажутся язычники, которые с неё разобьют Добрыню), а решить дело более простым способом. Сражение происходило на территории Новгорода, и киевлянам за свои дома опасаться было не зачем, а вот новгородцы, то и дело, оборачивались на свои жилища. И Добрыня приказал поджечь дома на западной стороне. Пламя быстро расходилось по деревянному городу и затронуло дома многих язычников. Те, естественно, бросили все и побежали спасть своё имущество, семью. Где ещё можно было - дома. А новые лидеры, имена которых даже не называются, оставшись без воинов, попросили у воеводы мира.
Сломив сопротивление язычников, Добрыня приступил к крещению Новгорода. Все совершилось по киевскому образцу. Новгородские святилища были разорены ратниками Добрыни на глазах у новгородцев, которые с «воплем великим и слезами» смотрели на поругание своих богов. Затем Добрыня «повеле, чтоб шли ко кресчению» на Волхов. Однако дух протеста был еще жив, поэтому вече упорно отказывалось узаконить перемену веры. Добрыне пришлось опять прибегнуть к силе. Не хотевших креститься воины «влачаху и кресчаху, мужи выше моста, а жены ниже моста». Многие язычники хитрили, выдавая себя за крестившихся. По преданию, именно с крещением новгородцев связан обычай ношения русскими людьми нательных крестов: их будто бы выдали всем крестившимся, чтобы выявить тех, кто только притворялся крещеным. Позже киевляне, гордившиеся тем, что введение христианства прошло у них более или менее гладко, злорадно напоминали новгородцам, в поруху их благочестию: «Путята крестил вас мечем, а Добрыня огнем».
Вслед за Новгородом христианство утвердилось в Ладоге и других городах Словенской земли. В начале XI века в Приильменье, а также в бассейнах Луги, Шексны и Мологи распространился христианский обычай погребения [Седов В.В. Восточные славяне в VI–XIII вв. М., 1982, с. 172].
Вероятности отрицать не могу, достоверности не вижу. М. Ломоносов